Для этой поры совсем не приходится принимать во внимание страны, ныне называемые Фландрией и Брабантом. Это были необитаемые болотистые и лесистые области. Более благоприятный вид представляли нынешние Артуа, Пикардия и Шампань. Здесь главный ресурс населения составляли пастбища. Оно разводило коней для римской армии, баранов для суконных фабрик Арраса и Турнэ. Морины выделывали хорошие полотна.
Главный город ремов — Дурокурт (Реймс) стал столицей провинции. От римского его прошлого сохранился всего один памятник: огромные ворота грубого стиля.
Самым посещаемым портом здесь был Portus Itius (порт Итий) — иначе Гезориак, впоследствии получивший имя Бонония (Булонь). Здесь Цезарь снарядил флот для британской экспедиции. После римского завоевания он стал для севера тем же, чем был Нант и Бордо для центра и юга. Впрочем, Бонония была прежде всего военным портом. Как и Фрежюс, она служила гаванью мощного флота, оберегавшего море и перевозившего отряды, но, не в пример ему, до конца Империи она сохранила свое значение. Британский флот известен нам со времен Клавдия, но, вероятно, он стоял тут и раньше: еще Калигулой был построен на этом берегу колоссальный маяк, простоявший до XVII века.
На востоке и на севере шампанской равнины простиралась холмистая и лесистая страна, известная под именем Арденнского леса. Наряду с Морваном и Вогезами, она более других сохранила отпечаток первоначального варварства. Правда, дороги, шедшие из Реймса в Германию, пересекали ее в разных направлениях, но они тянулись среди пустынь, в тени густых лесов, кое-где только прерываемых полянами. Тщетно мы искали бы настоящего города по всей долине Мааса. Верден в начале III века был только поселением медиоматриков. Ниже, в окрестностях Намюра, начинали попадаться обширные домены, как и во времена предков Карла Великого. От римлян до австразийских франков картина, по-видимому, не изменилась.
Оживление начиналось по мере приближения к Мозеле. В дорожной системе Галлии долина этой реки имела очень большое значение. Вдоль течения Мааса по территории Галлии не шло никакой дороги. Дорога из Реймса в Тонгр только пересекала ее в двух местах и играла второстепенную роль. Долиной Мозеля, наоборот, проходила большая дорога, ведущая из Лиона к Рейну. Тут катилась волна легионов и все, что она увлекала с собой. Этот непрерывный транзит обусловил процветание этой страны, развитие в ней — на короткий период, не повторившийся более в ее истории, — блестящей активной жизни.
Диводур (Мец), на пересечении путей из Л ангра в Трир и из Реймса в Страсбург был первостепенным стратегическим пунктом. На время затемненный значением Трира, он впоследствии вернул себе первенство, став столицей австразийских королей.
Трир — единственное место в северной Галлии, которое вызывает римские воспоминания. Когда бродишь по молчаливым улицам рейнского города, невольно в мысли встает образ Арля. Под иным небом, в меньшем блеске, — это то же собрание величавых развалин, тот же контраст между теперешней безвестностью и славным прошлым. Северный Арль также развернулся вполне и выполнил свое назначение, когда судьбы Империи клонились к упадку. С самого начала он был свободным рородом. Затем, в наказание за его участие в событиях 60–70 годов он был переведен в категорию подчиненных городов. Возведенный затем Домицианом или Траяном в ранг Colonia Augusta Treverorum (Колония Августа Треверорум), он все же не выходил из безвестности до III века, когда опять усиливается напор варваров. В это время он представляется одним из важнейших городов провинции, стоящим наряду с Карфагеном, Александрией, Антиохией, Миланом. Это значение еще более возрастет, когда реформа перенесет на границу центр тяжести Империи. Тогда он становится одной из четырех столиц мира, — столицей западного цезаря. Отсюда цезарь правит не только Галлией, но и Испанией и Британией. Вместе с тем, здесь он стоит на своем боевом посту близь Кельна, Страсбурга и Майнца, достаточно близко от поля сражения, чтобы двинуться туда при первом призыве, — и при этом достаточно далеко, чтобы иметь возможность найти здесь безопасное убежище. Падение тетрархии не обусловило падения Трира. Потребности защиты и грандиозное оборудование этой крепости сохранили за ним его значение. Префект претория сменил здесь цезаря, стоя во главе той же территории. Константин и его сыновья, а также Валентиниан I, Грациан и Максим часто живали в Трире. В «Кодексе» Феодосия имеется не меньше 148 указов, подписанных ими в этом городе между 314 и 390 годами.
Интересную картину представлял он в конце Империи. Жизнь кипела здесь лихорадочно, полная шума дел, праздников и сражений. Как часто публичные торжества прерывались криком тревоги и появлением вражеских гонцов!.. — а затем снова возобновлялись, еще более блестящие, точно ощущение нависшей опасности, натягивая пружины воли, возбуждало острую жажду наслаждений. Эта двойная жизнь чувствовалась в нем с первого взгляда. Внутри обширной ограды, унизанной высокими башнями, рядом с форумом, базиликами, курией, термами, храмами — высились арсеналы, оружейные заводы, магазины съестных припасов: все, что кормило, одевало и вооружало защитников Рима: «Imperii vires quod alit, quod vestit et armat»
[218]. Большинство этих зданий было недавней постройки. В течение III века Трир также побывал в руках варваров II, очевидно, сильно пострадал, так как документы говорят нам о полной его перестройке, произведенной государями-тетрархами и их преемниками. Только амфитеатр и столбы моста на Мозеле можно отнести к предшествующему периоду.
Здесь, по повелению Константина, были перебиты 60 тысяч пленных франков; по крайней мере, такую цифру дают историки, и если это даже преувеличение — оно характерно: оно передает впечатление, произведенное на современников этой бойней. Кровавые зрелища вообще были любимы трирцами. Они сохранили к ним вкус в пору самых ужасных потрясений, в пору разгрома и всеобщего траура. В этом, со всем красноречием гнева, упрекает их Сальвиан в дни Алариха и Аттилы.
Лучше других памятников в Трире сохранились огромные «Черные ворота», — может быть самый полный образец военной архитектуры римлян. Со своими двумя фасадами и двумя этажами галерей, с внутренним дворцом и ведущими в него крытыми переходами, с четырьмя огромными башнями в четырех его углах, эти ворота кажутся самостоятельной крепостью, способной вместить большой гарнизон и выдержать упорное сопротивление. Тем же характером отличается императорский дворец, — гигантское здание, главная зала которого в 60 метров длины позволяет судить о размерах остального. Пышный и массивный, он соответствовал своему двойному назначению и гармонировал с общим видом города. Как и парижский дворец, только в значительно более обширном масштабе, — он построен так, чтобы выдержать осаду. Теперь он представляет руину, вздымающую на 20 метров в высоту свои кирпичные стены, пробитые большими дырами. Другие здания еще эксплуатируются: базилика превращена в лютеранский храм, а в центральной части местного собора мы находим круглую купольную церковь, воздвигнутую Грацианом, — старейшую из церквей Германии.
Трир расположен среди прекрасных окрестностей. Читая Авзониево описание Мозельской долины, понимаешь, что сделали триста лет римского владычества из этой местности, некогда столь же дикой, как и окружающая страна. Среди печальных лесов Германии и Арденн она представлялась бордоскому поэту цветущим оазисом — подобием его дорогой Гаронны. Светлая, богатая рыбой река змеилась между рядами холмов, покрытых лесом, полевыми культурами, виноградниками, уже знаменитыми, вино которых являлось предметом оживленной торговли. Направо и налево на выступах утесов или в изгибах долин высились замки, построенные поставщиками армии. Залы Трирского музея, мозаика, сохранившаяся в Ненниге, мавзолей Секундини в Игле свидетельствуют о великолепии этих жилищ. Вероятно, эта роскошь оставляла желать многого, в смысле изящного вкуса: Игльский мавзолей перегружен скульптурными украшениями, но эта выставка богатства, эта крикливая роскошь как раз соответствует тому, что мы знаем о нравах трирцев.
