Д.М.: Замок его посетили?
О.Т.: Нет, замок Бран – это другое. Это не его замок, по существу это все придумано.
Д.М.: Так вся легенда придумана, Олег.
О.Т.: Вся легенда придумана. Единственное, что случилось в этом замке – Влад там действительно был некоторое время. И именно в этом замке его схватили турки и увезли в Турцию, его предал сводный брат – венгерский король.
Д.М.: Так вы считаете себя своего рода потомком Цепеша?
О.Т.: Во всяком случае, ощущаю эту связь духовно. Конечно, я всю жизнь ее ощущал, но эта поездка стала для меня открытием. Открытием по многим характеристикам. Очень многие мелкие факты – биография моей семьи – все это вдруг – раз, соединилось в некую целую картину. Прямо как в сценарии «Аменхотепа». И именно там цыганская тема появилась. Сейчас, в завершение – забавный эпизод. Когда я работал над картиной «Татарская княжна», где выступал продюсером, в главной роли снималась Ханна Шигулла
[93]. И когда мы с ней общались, она однажды как-то так пошутила странным образом по поводу моего взгляда. Как-то она выразилась, не произнеся имя Дракулы… что «что-то вампирское». Типа я смотрю как-то так… Я говорю: «А вы знаете, какая у меня фамилия?» Она говорит: «Какая?» Я говорю: «Цепеш». Она говорит: «Ну что ж, я буду называть вас Дракки». И с тех пор она называла меня Дракки. (Дружный смех).
Д.М.: Отлично. А путешествие в Румынию было после этого? В каком году примерно?
О.Т.: Думаю, где-то в 2006 или 2007 году.
Д.М.: А «Татарскую княжну» сдали в 2008 году?
О.Т.: «Княжна» запустилась в 2006-м, и где-то на стыке как раз это и было – в Румынии я был в 2005 году.
Д.М.: Вопрос такой, Олег. Опять возвращаюсь к очень странной сцене в «Господине оформителе», которая была потом переделана, – с танцем Анны-Марии среди часов. Во-первых, почему она коллекционирует часы? Это имеет какой-то двойной смысл?
О.Т.: Это чисто сценарная идея. Простой такой ход: она сама – механизм и любит механизмы – он достаточно примитивен.
Д.М.: Понятно. Вот еще вопрос: там диалоги все для меня потрясающие. Это Арабов написал все диалоги, или вы вставляли какие-то? Там есть уникальный момент, настолько игровой, когда Анна-Мария убегает из мастерской, Платон и слуга по очереди говорят: «Сорвалась!» Это просто обалденно! Импровизации много было на площадке? Процентов тридцать от сценария?
О.Т.: Девяносто процентов диалогов Арабов писал. Что-то я добавлял. Импровизации меньше было. Процентов двадцать, наверное. Конечно, импровизировали. Без этого никак.
Д.М.: Арабову понравился результат? Он был доволен, как отнеслись к его сценарию? Он был знаменитым на тот момент?
О.Т.: Он был довольно известен в узких кругах.
Д.М.: То есть для него это тоже был решающий момент?
О.Т.: Очень важный для него момент, потому что это была его вторая большая картина. Первая картина – «Скорбное бесчувствие» Сокурова. И она была забитой, задавленной.
Д.М.: Его вам посоветовал кто-то как сценариста? А с Сокуровым вы общались?
О.Т.: Да. Посоветовали. В тот момент мы достаточно тесно и часто общались с Сокуровым. Как товарищи по работе. У нас никогда не было дружбы.
Я заходил в группу к Сокурову, он иногда заходил ко мне. Я даже как-то пару раз дома у него был, вроде бы и он тоже был у меня. Какое-то такое было общение короткое. У нас с ним очень быстро возникли кардинальные противоречия, и дальнейшее общение было уже невозможным. Причем, я просто отказывался понимать, что он говорил. Он говорит белое, а я говорю – черное, он говорит черное, а я говорю – белое. Все, тупик…
Д.М.: У вас никогда не складывалось впечатления о его творчестве и о нем самом, как…о недо-Тарковском, что ли? Поясню. Мне было четырнадцать лет, когда я случайно увидел Сокурова, вот как вас сейчас. Эта красная футболка, джинсы, усы, прическа… а я Тарковского-то видел, но на фотоизображениях, не вживую. Я еще с отцом потом поделился: «Пап, а зачем он так подражает-то?» То есть я в четырнадцать лет понимал, что человек подражает образу Андрея Тарковского. Фильмов я его тогда еще не видел. Мне казалось, что человек настолько помешан на Тарковском, что даже внешне его копирует.
О.Т.: Я видел Тарковского один раз в жизни. И согласен с моей женой, которая назвала трех людей, ушибленных Тарковским – Бурляев, Кайдановский и Сокуров.
Д.М.: Они все абсолютно по-разному ушиблены. Один ушиблен национальной идеей, второй – творческой, а третий – внешней. А сам Тарковский был ушиблен Бергманом.
О.Т.: В данном случае это значения не имеет, потому Бергман и Тарковский – одна весовая категория. А Бурляев и Тарковский, Кайдановский и Тарковский, Сокуров и Тарковский – разные весовые категории, разные масштабы.
Д.М.: Я почему спросил: есть некое сходство между тем, как я воспринимаю фильмы Сокурова в сравнении с творчеством Тарковского, и тем, как смотрю на некоторые работы Балабанова в сравнении с «Господином оформителем». Помните фильм «Про уродов и людей»?
В общем, мне говорили: «Посмотри обязательно, там передана атмосфера так же как в «Господине оформителе». Это настолько разные весовые категории! «Про уродов и людей» Балабанова и ваш «Господин оформитель» соотносятся точно так, как Сокуров и Тарковский – это разные весовые категории и масштабы. Я говорю в первую очередь об уровне проникновения в идею, эпоху, эстетику.
О.Т.: У Балабанова в этом смысле нет понятия «эстетическая категория».
Д.М.: У Балабанова, на мой взгляд, есть одна-единственная история, почему он вообще остался на плаву и запомнился широкому зрителю – это его сочетание с Бодровым. При этом Бодров отдельно и Балабанов отдельно не имеют, по большому счету, никакой ценности в истории кино. Но вот это самое сочетание было весьма странное, абсолютно вульгарное, примитивное, но очень своевременное, актуальное. Оно проходит сквозь время. Это удивительный случай, когда даже вульгарное тупое кино оказывается почему-то настоящим.
О.Т.: Этот фильм
[94] – действительно знак своего времени. И он в этом времени живет, и по нему можно изучать это странное время.
Д.М.: Да. При этом он провинциальный, грубый, но настоящий. А все эти попытки эстетствовать – «Морфий», «Про уродов и людей» – это настолько вымучено… Человек пытается излиться рефлексией там, где он ничего не смыслит, ничего не знает. Это так нелепо! Опять же, это как я воспринимаю того же Авилова в других фильмах, и мне неловко за него, потому что он настолько гармоничен в «Господине» и настолько дисгармоничен в других киноработах. Олег, возвращаясь к сцене с куклой – Анна-Мария на батуте и так далее. Демьяненко на батуте прыгала, да?
