О.Т.: Мощнейшая проводниковость! И полное отсутствие в процессе работы ложных социальных, личных амбиций, которых у него, кстати, на самом деле было выше крыши. Но когда мы входили в работу, я говорил: «Сережа, это нехорошо, я так не сделаю».
Д.М.: Он не навязывал ничего?
О.Т.: Никогда! И более того, когда он писал музыку к одному куску, а я ставил ее совсем в другой, он смотрел только и говорил: «Хорошо».
Д.М.: Он был доволен вообще результатом? Горд был?
О.Т.: Да, он был доволен результатом. Не будем говорить громких слов, горд он не был. Но, помню, Настя как-то резко высказалась на тему фильма «Посвященный», и он так на нее накричал! На самом деле, у меня с ним был, безусловно, идеальный контакт. Я с ним говорил про «Пиковую даму»…
Д.М.: И о музыке говорили?
О.Т.: Да, я говорю: «Сережа, надо будет там с музыкой немного пошалить».
Д.М.: Но как, там же Чайковский?
О.Т.: Я говорю: «Надо пошалить, но только очень специфично!» Он говорит: «Не волнуйся, все сделаем, будет все хорошо». А я бы написал ему вводные того, что мне надо получить, и он бы это сделал, тут нет сомнений. Другой вопрос – это был тоже определенный период его жизни. То, что с ним случилось через десять лет, это все-таки уже был другой Курёхин. И как бы мне с ним работалось, если бы это состоялось, этого я сказать не могу, потому что люди меняются со временем.
Д.М.: Считаете, люди меняются?
О.Т.: Конечно. Они меняются в две стороны – либо молодеют, либо стареют.
Д.М.: Да, это абсолютная правда. (Смеется.) Олег, а были предложения сделать «Господин оформитель-2» когда-нибудь за время безумных 90-х или нулевых?
О.Т.: Я никогда ни от кого не получал никаких предложений.
Д.М.: То есть вообще по кино не было предложений? Меня это удивляет, Олег. Ни Сельянов, вообще никто не предложил?
О.Т.: Никогда. Нет, были предложения от «Первого канала». Из цикла «Сделайте нам исторической попсни получше».
Д.М.: Серьезно, именно попсни?
О.Т.: Да. «Империю под ударом» предлагали снимать.
Д.М.: Которую снимал… кто?
[97]
О.Т.: Не помню, кто снимал, это история про сыщика из начала 20-го века. Мне предлагали снимать там четыре или пять серий.
Д.М.: Почему вы не решились снять? Вам предложили, потому что снова речь о начале двадцатого века? «Первый канал» – он же так мыслит.
Вы могли бы сделать шедевральную серию!
О.Т.: С «Первым каналом» невозможно ничего сделать. Понимаете, телевидение в сегодняшнем формате – такой жесткий заказчик, который говорит: «Встань сюда…». А я говорю: «Ребята, когда у вас есть целая армия ремесленников, зачем вам я? Я могу произвести штучный товар. Наверное, я мог бы тоже встать и, так сказать, нарубить котлеты. А вам это надо? Мне-то это не надо. Зачем я буду стоять у конвейера? Я, в конце концов, недвижимостью занимаюсь».
Д.М.: В этом плане, Олег, у вас похожая ситуация со мной. На самом деле деньги являются вообще единственной движущей энергией. Это единственная религия сегодняшнего дня, единственная энергия. Это вообще единственная, скажем, кровь, которая позволяет функционировать чему-либо в нашей реальности. Может быть, когда-то это было стихотворение, поэзия, может быть, когда-то это был огонь.
О.Т.: Нет. Деньги всегда были. За последние пять тысяч лет. (Смеется.)
Д.М.: Нет, Олег, может быть, пять тысяч лет назад это была магия. Я имею в виду эталон. Я думаю, что когда-то эталоном было слово. Сейчас эталон – золото.
О.Т.: Обратная сторона медали у этой ситуации – она тоже очень жесткая, потому что я могу позволить себе…
Д.М.: Вообще ничего не делать.
О.Т.: Нет, не снимать «Империю под ударом». Это я могу себе позволить. Но я не могу себе позволить не снять «Пиковую даму», а здесь с социумом у меня должен быть какой-то договор. И без социального договора я так и останусь бесплодным.
И в каком-то смысле ваш звонок для меня прозвучал именно как сигнал: «Вступай в договор с социумом». Если бы не время и момент, если бы у меня не было написанного сценария, я бы не согласился на этот разговор. Я согласился на него, потому что услышал, что социум не просит меня снять «Империю под ударом». Социум говорит: «Слушай, давай договоримся: может быть, все-таки ты пойдешь на компромисс со своей стороны, и, может быть, мы найдем возможность дать тебе снять «Пиковую даму»?» Вы же этого не говорили, но я услышал именно это, и это была главная мотивация для меня. В противном случае этого не состоялось бы. Но я сейчас слышу это, а десять лет назад, пять лет назад я этого не слышал. И не слышал не только потому, что сам сценарий был не готов – вообще ничего общего не слышал. И вдруг – я уже говорил об этом – начиная с августа месяца, я начинаю слышать сигналы.
Я о том, что вот это – важный момент взаимодействия с обществом. Потому что я никогда не был сторонником идеи башни из слоновой кости: сидишь и творишь. В силу того, что тебя кинематограф занимает. Хотя если бы я был другим человеком, то просто бы другим делом занимался, не сидел бы в этой башне. Я занимаюсь кино не потому, что кино, а потому что я занимаюсь кино.
Поэтому я и ушел из музыки. Господи, сидел бы сейчас спокойно в оркестре, получал бы свои деньги, рожал бы детей, дул бы себе в эту дуду. В двадцать два года передо мной открылся весь мой путь жизненный, и я сказал: «Ой, какой ужас! Нет, не надо мне этого!». Итак, внезапно канал «Культура» на День кино показывает «Господин оформитель» в рубрике «Шедевры советского кино». Я такой думаю: «Ни фига себе!» Шумаков, который директор канала «Культура», не является моим поклонником, это точно мне известно.
И вдруг такая рубрика, совершенно непонятная для меня. Именно на День кино, в программе. И мне позвонили несколько человек и сказали: «О, мы за тебя рады!» Я говорю: «Спасибо, я тоже рад». Думаю: «Что же это такое?» Ну ладно, забыл. Через какое-то время – через две недели – мне снова звонят, говорят: «Вот, про тебя статья вышла». Я читаю – там какое-то интернет-издание «Время и деньги», написано: «Десять самых ожидаемых российских фильмов». Это фильмы, которые долго снимаются, и все их ждут. Естественно, первым номером – Герман, «Трудно быть богом». Вторым номером – «Фауст» Сокурова, «Елена» Звягинцева и еще какой-то фильм, не помню. И вдруг 8-й номер – Тепцов, «Аменхотеп». Действительно, три года назад я начинал эту картину, она остановилась, и все заглохло.
