Д.М.: Может быть, и у вас хранится на каком-нибудь носителе?
О.Т.: Не уверен. Мне сказал один мой друг: «На Старо-Петергофском у меня какие-то залежи свалены». Может, она там. Я не могу сказать, где она. Отношусь к этому невнимательно.
Д.М.: А много было удалено сцен во втором «Господине оформителе»? Сцен, которые не вошли в окончательный монтаж.
О.Т.: Танец куклы я вспомнил.
Д.М.: Но это то, что не вошло из первого. А чтобы отснятый новый материал не вошел, было такое?
О.Т.: Нет.
Д.М.: То есть уже снимали четко только то, что вошло?
О.Т.: Да. Сняли мастерскую художника потом… Построила Наташа Васильева… Собственно, на первом-то варианте художника-постановщика не было.
Д.М.: А откуда взялась у него эта мастерская с ванной?
О.Т.: Это уже было для второго варианта снято полностью. Весь объект. Мастерскую художника построила Наташа Васильева.
Д.М.: А где была эта мастерская вообще? Это все – «ленфильмовский» павильон? И где Платон Андреевич купается, и вся лепнина, и панно декоративное из майолики – неужели все это павильон? Я был уверен, что это какая-то реально сохранившаяся ванна в реальной петербургской квартире!
О.Т.: Это павильон.
Д.М.: Как интересно! Там очень достоверно получилось все и отсветы витражей…
О.Т.: Можно было и получше, на самом деле, просто денег было мало. (Смеется.)
Д.М.: А как вы (я буду перескакивать на другие вопросы, имейте в виду), как вы Козакова заполучили, то есть звезду? Это от Авербаха?
О.Т.: Нет, Авербах, к сожалению, умер в тот момент. В 1986 году. По-моему, он именно тогда и умер. Скоропостижно, буквально за два месяца. У него был рак поджелудочной железы.
Д.М.: Он был вашим педагогом?
О.Т.: Нет, он не был моим педагогом, он был моим, можно сказать, старшим товарищем. Он, собственно, и сыграл ключевую роль в моей кинематографической истории. Если бы не он, я бы не стал кинорежиссером.
Д.М.: Это было какое-то частное знакомство?
О.Т.: Абсолютно частное знакомство. Он мне сказал: «Давай, иди, поступай на курсы».
Д.М.: Как такое могло случиться? Вы – гобоист профессиональный были на тот период, правильно? И есть кинорежиссер Авербах…
О.Т.: Я пришел к нему.
Д.М.: По делу?
О.Т.: Да. Нас познакомили. У нас были общие знакомые.
Д.М.: Это был год 83-й, 82-й?
О.Т.: Не-ет, это был, наверное, конец 1980-го или что-то в этом духе. Я пришел к нему по делу. И сказал: «Вот, думаю кинорежиссером стать».
Д.М.: Так вы думали уже об этом, Олег Павлович?
О.Т.: Да, уже в этот момент я задумался.
Д.М.: А почему вообще эта мысль появилась? Вам кино какое-то понравилось?
О.Т.: Нет, просто так, на ощупь. Я не хотел музыкой заниматься.
Д.М.: А вы на тот момент профессионально занимались музыкой и в филармонии играли?
О.Т.: Да, я работал один сезон в оркестре в филармонии, будучи студентом пятого курса. И когда я поступил работать туда, понял, что это мне неинтересно.
Д.М.: Играли классические программы? Не занимались композиторскими какими-то вещами?
О.Т.: Нет, я был артист оркестра. И просто понял, что мне это неинтересно. У меня был друг, который меня уговаривал: «Давай, иди на дирижерский факультет. Ты сможешь». Я говорю: «Нет, неинтересно».
Д.М.: То есть у вас в музыке какой-то ступор произошел или именно потеря интереса?
О.Т.: Да, это оказалось слишком какое-то герметичное занятие для меня.
Д.М.: А не было интереса позаниматься, например, рок-музыкой, экспериментальной музыкой, джазом?
О.Т.: Нет. Музыка вообще сама по себе как таковая казалась мне слишком закрытым пространством для жизни. А мне хотелось больше социально-активного пространства. Но в то же время театральным режиссером я тоже быть не хотел, хотя мне предлагали. Мар Сулимов
[72], помню, предлагал.
Д.М.: Но ведь вам это было бы действительно ближе! Я имею в виду – движение более понятное…
О.Т.:Да. И Сулимов как раз тогда набирал курс. И говорит: «Иди ко мне на курсы, я тебя возьму». В наш Театральный институт, на Моховой.
Д.М.: А вы тогда учились в консерватории?
О.Т.: Я закончил уже консерваторию и армию прошел.
Д.М.: А в армии вы где были и в каких войсках служили?
О.Т.: Играл на тарелках в военном духовом оркестре. Очень удобно! (Смеется.)
Д.М.: На тарелках? Это литавры? (Смеется.)
О.Т.: Тарелки. Литавры – другое чуточку…Это типа барабанов, если по-простому сказать. А это тарелки. Такие (Показывает руками.): бэм-бэм-бэм, быщщщ!
Д.М.: Какие это были годы? 1979-й?
О.Т.: 1979–1980 годы. Очень удобно, потому что в оркестре надо было учить марши. Сводный оркестр, на Дворцовой площади выступал.
Д.М.: Так вы в Петербурге и служили?
О.Т.: В области. Более пятидесяти маршей нужно было выучить наизусть. Приличный объем. И ребята там по два–три месяца учили это все, каждый день, по многу часов! (Смеется.) А майор ходил и говорил: «Тепцов, что ты не учишь?» Я отвечал: «А я все выучил».
Д.М.: Не в армии зародилась антипатия к музыке? (Смеется.)
О.Т.: Нет, никакой антипатии к музыке нет, мне просто не хотелось самому играть, вот и все.
Д.М.: Хорошо. Итак, получается, у вас происходит частная встреча с Ильей Авербахом.
О.Т.: Да. И уже тогда, по-моему, я говорил ему про «Пиковую даму». Хотя, нет! Я помню, что подготовил тогда такую заявку, синопсис на музыкальный фильм по повести «Портрет» Гоголя. Это ему очень понравилось.
Д.М.: А вы к нему пришли именно за советом?
О.Т.: Да, я пришел и говорю: «Хочу быть режиссером. Как, смогу?» Он посмеялся и произнес классическую фразу Михаила Ромма: «Режиссером может стать каждый, кто не доказал обратного!»
Д.М.: Это правда.
О.Т.: Классическую фразу процитировал. А перед этим один очень известный народный артист, театральный режиссер, – он был тогда главным режиссером Малого театра в Москве, – поговорив со мной, заключил: «Вы никогда не будете режиссером. Забудьте об этом». А я тогда какую-то работу сделал, чтоб показать. Сейчас не хочу подробно вспоминать, но, в общем, он почитал и сказал: «Нет, забудьте! Бесполезно!»
[73]
