Белка бы им гордилась. Наверное.
Раз… два! Вдохнуть и выдохнуть. Раз… два. Он слышал свое сердце. Оно стучало, как боевые барабаны Парка. Слишком громко! Слишком!
Тим ощущал, как воняют трое, скрытые от него ржавым металлом ворот.
От них несло немытым телом, кровью и порохом – запахом смерти. Знакомым до боли запахом. Под подошвами ботинок троицы оглушительно хрустела каменная крошка.
Книжник погладил затвор автомата и зажмурился, собирая в кулак волю, смелость и все остальное, что можно собрать в кулак, когда начинаешь потеть от страха. Настоящий страх нельзя было побороть, его можно только загнать поглубже и следить, чтобы не вырвался и не натворил дел.
Книжник боялся. Он знал, что придется убивать или быть убитым, и боялся до дрожи в коленях. Это перед Белкой ему стыдно было праздновать труса, а перед самим собой стесняться нечего. Он такой, какой есть – трус и неумеха. Но он сделает все, что нужно, чтобы остаться в живых и победить. Все, что нужно. Абсолютно все.
Он медленно и на этот раз бесшумно выдохнул. Сердце перестало грохотать, ладони высохли. Книжник улыбнулся сам себе, и если бы кто-то из троих, стоявших за воротами, увидел эту улыбку… Но никто из них не видел Тима. Хотя они были рядом, совсем рядом, буквально в нескольких футах от него. Тим осторожно переместился еще на ярд левее и полностью скрылся в густой тени у самой стены: исчез из виду, словно нырнув с головой в черную болотную жижу.
В его распоряжении было всего одно преимущество – внезапность. Другого не было и не намечалось. Но внезапность может быть очень опасным оружием.
Книжник находился в нескольких футах от трех опытных бойцов, и не имел ни единого шанса убраться по-тихому. Сейчас он просто мышь, на беду забравшаяся в коробку. Правда, крупная и неплохо вооруженная мышь. А эти трое и понятия не имеют, что в нескольких шагах от них притаилась смерть!
«И это очень хорошо, – подумал Книжник, продолжая скалиться в темноте. – Тем проще мне будет отправить их на встречу к Беспощадному».
– Она здесь!
Наверное, один из троих пнул ворота ногой, металл загремел, створка заходила ходуном, и Тим вздрогнул от неожиданно громкого звука.
– Да нет ее здесь! Сбежала сука! Тут только мертвяки, которых вчера кончили… – отозвался второй голос. – Вот сколько кровищи натекло!
Тембр речи у этого второго был настолько неприятный, визгливо-дребезжащий, что от звуков его голоса по спине Книжника прокатилась холодная волна омерзения.
– Ей больше деваться некуда, – возразил тот, кто говорил первым. – Только сюда… Глаз, что скажешь? Есть следы?
– Следов много, – буркнул тот, кого звали Глаз. – Натоптали, блядь. Как тут что разберешь?
Звякнул металл о камень, что-то негромко хрустнуло.
– Следы свежие? – спросил второй голос.
– Тут все, блядь, теперь несвежее, – ответил Глаз и пренебрежительно фыркнул. – Ты как сказанешь, Зайка… Я ж, сука, тебе не вольфодог, в этом фарше что-то унюхать! Намолотили, бля, а мне ковыряйся! Зачем тебе эта тварь, Бидон? Зимой сама прибежит, за картофелину сосать будет!
– Твое дело не пиз…ть, а смотреть внимательно! – огрызнулся Бидон. – Ищи следы, Глаз, хорошо ищи! Она в меня стреляла! Найду и порву на клочья!
– Пизду ты ей порвешь на клочья! – хохотнул Зайка. – Если поймаешь!
– Так! – отрезал Бидон. Он явно был старшим в тройке и не привык, чтобы с ним пререкались. – Пасть свою поганую завали, Зайка, и делай, что сказано! Пойдешь справа. Я – слева. Глаз – ты прикрываешь.
Книжник поднял автомат. Все решено, они входят.
Зрение Тима уже адаптировалось к полутьме ангара, а у этих троих – нет. Промазать из автомата с расстояния пяти-семи футов надо суметь, даже с такими, как у Книжника, талантами к стрельбе. Главное, чтобы они не увидели его до первого выстрела.
– Бляяяяядь, – выговорил Зайка плачущим голосом. – Ты смотри, сколько здесь крыс… Я сейчас сблюю…
– Потом блевать будешь! Пошел!
Чья-то тень легла поперек проема. Щелкнул одиночный выстрел. Пуля чиркнула по бетонному полу, и несколько крыс, оторвавшись от ужина, с визгом бросились в стороны. Остальные даже ухом не повели. Книжник едва не надавил на спуск от неожиданности, но чудом удержался.
– Ты потом у меня патроны не проси, – буркнул Глаз. – Охуел совсем – по крысам стрелять! Жрут себе и жрут! Тебе-то что?
Троица топталась у самого входа и заходить в ангар явно не спешила. Каждый из них ждал, пока в полумрак, наполненный омерзительными чавкающими звуками, шагнет кто-то другой.
Книжник понимал расклад так: Бидон все равно заставит этих двоих искать беглянку. На герлу Бидону плевать – пусть себе бегает, а вот на авторитет – не плевать: стреляла в него – должна ответить! И послабления он им не даст – исполнят, никуда не денутся.
– Ты тут ночевать собрался? – спросил Бидон со злостью и, судя по звуку, дал Зайке оплеуху. – А ну, пошел внутрь, ссыкло! Крыс он испугался! Ты, сука, меня должен бояться, а не крыс!
Книжник несколько раз сжал и разжал кулак в нетерпении – ну давайте же заходите наконец! Только бы не перегореть! По его ботинкам пробежала крупная крыса. Он хотел отбросить ее ногой, но промазал. Крыса зашипела, оскалив зубы.
И тут они вошли.
Бидон и Зайка шагали первыми, Глаз (следопыты всегда осторожнее бойцов) крался за ними. Бидон покрутил крупной головой, посмотрел, как показалось, точно в глаза Тиму, но тень работала, словно плащ-невидимка, и Бидон, так и не заметив засады, сделал еще несколько шагов вглубь ангара, потянув за собой остальных.
Книжник выждал несколько секунд, пока все трое не оказались на линии огня, и нажал на курок.
Автомат заплясал в его руках, выплевывая огонь. Выстрелы в закрытом пространстве звучали приглушенно. Три очереди. Три металлических рыка голодного, жадного зверя.
Лязгнул затвор.
Тела еще падали, гильзы еще звенели о бетон, а Книжник уже судорожно тыкал в автомат новым магазином. Тыкал – и не попадал, потому что руки дрожали сильнее, чем колени. И сердце снова пыталось выскочить из груди через горло. Если он не попал…
Если кто-то из них сейчас…
Потом магазин встал на место, Тим передернул затвор и понял, что стрелять больше не в кого. Он попал.
Книжник сделал шаг, другой, вышел из тени, оставляя на загустевшей крови отпечатки рубчатых подошв, и замер над телами.
Бидон и Глаз не шевелились – наповал.
У Зайки еще подергивалась нога. Мелко-мелко дрожала, словно Зайка замерз, лежа на холодном бетоне. Он был невысокий, толстозадый и рыжий. Двенадцать-тринадцать зим от силы, не больше. По виду еще тин, никак не чел.
Может, у кого-то получалось убивать между делом, но Книжник никак не мог привыкнуть отнимать чью-то жизнь. Даже равнодушным остаться не получалось.
