– Тогда, – спросил Бегун, сбрасывая с плеч рюкзак, – куда мы идем? Что ищем, если там все мертвое? Хотим сдохнуть первыми?
– В любом случае, – сказал Книжник упрямо, – обратной дороги у нас нет. Или ты хочешь вернуться в Парк?
– Зашибись… – ухмыльнулся Бегун. – Клевый вариант. Меня там заждались. Встретят похлеще, чем тебя, – приветом в лоб… Фонарик дай, умник, – попросил он, шаря внутри рюкзака. – Присветить надо. Я тут немного хавки прихватил… Чтобы мы ночью животами не урчали с голодухи.
Он поежился.
– Холодает? Или мне кажется?
– Холодает, – кивнула Сибилла. – Ночью будет совсем холодно.
Она выдохнула, и Книжник увидел, как из ее губ вылетает едва заметное облачко пара.
– Учтите, – предупредил Бегун, продолжая рыться в рюкзаке. – У нас жратвы еще на день. Ну, на два, если экономить. И воды дня на три. Если руки не мыть…
Книжник посмотрел на свои руки. Совершенно черные. Без единого светлого пятна.
– Уже можно и не мыть…
Вечерний рацион был скуден: древняя, как сам Беспощадный, лепешка, три куска солонины с откровенным душком, вода в мятой пластиковой бутылке да горсть сушеных болотных ягод. Не разжиреешь.
Они уселись на сравнительно чистом куске палубы и молча поели, а потом запили ужин водой, передавая бутылку по кругу.
– А что если там, на берегу, – Сибилла кивнула в сторону Оушена, – действительно ничего нет?
– В смысле? – удивился Книжник. – А что там должно быть? Там Оушен. Мы идем к Оушену. Будем искать лодку. Или построим плот. Там видно будет… Я же никогда там не был… Откуда мне знать, что нас ждет?
– Это понятно, – жрица приложила бэбика к груди, и он, не просыпаясь, вцепился в сосок губами и с аппетитом зачмокал. – Мы просто идем к Оушену. Это же вода? Много воды? Тысячи миль воды! И все… Как можно отыскать неизвестно что неизвестно где, да еще и вплавь?
– Точняк, – кивнул Бегун. – Просто очень много воды. Даже если эти гребаные челоеды говорят правду и где-то в Оушене есть остров олдеров, нам до него не доплыть никак. Нам нужен корабль…
Он стукнул кулаком по палубе.
– Что-то типа этого не подойдет, – уточнил он, – утонет нах… А если и не утонет, то такое здоровое корыто – не гребная лодка. Как им управлять? Гм… Книжник, ты сможешь грести на большом корабле?
Тим покачал головой.
У него не было ответов ни на один вопрос. Впереди их ждала полная неизвестность. Возможно, смерть. Или плен. Или увечья. Но это ровным счетом ничего не значило. Потому что другого варианта на сегодня не существовало.
– На что ты надеешься? – спросила Сибилла у Книжника серьезно. – На милость Беспощадного?
– А он бывает милосерден? – ответил он вопросом на вопрос. – Что-то я такого не припомню…
Он помолчал, сделал еще один небольшой глоток из бутылки.
Вода отдавала нефтью. Здесь все отдавало нефтью, даже лунный свет. Даже надежда была липкой, черной и хлипкой, как приютившая их палуба. Книжнику было страшно. Как перед прыжком с крыши небоскреба в Тауне, когда он стоял перед пропастью с крыльями за спиной. Сегодня ситуация была не лучше, а может быть, и хуже, чем тогда.
Тим едва слышно выдохнул, переводя дух. Его голос должен звучать уверенно. Нельзя, чтобы спутники почувствовали его страх.
– Нет, Сибилла. Я надеюсь только на нас. На свои знания, на ваш опыт и на наше общее везение…
Он замолчал.
Надежда на везение… Как же смешно это звучит! И как страшно, что сказанное – правда.
Ночь была абсолютно тиха. Над мертвой глянцево-черной равниной не летали птицы, не жужжали насекомые. Земля давно умерла под слоем жижи, исторгнутой из недр. Умерли люди, населявшие эти места. Умерли растения и животные. На многие мили вокруг не было никого, кто мог бы протянуть им руку, помочь.
– Олдеры – не наша конечная цель, – сказал Книжник чуть погодя. – Получится их найти – хорошо. Не получится – Беспощадный с ними. Нам нужно добраться до Вайсвилля. Без его ресурсов мы обречены.
– Я уж думал, ты поумнел… – протянул вождь, устраиваясь поудобнее. – Ан нет! Что ты хочешь еще сделать, Книжный Червь? Какое еще добро ты хочешь принести челам? Ты уже дарил вечную жизнь Парку? И как? Понравилось? А как тебе союз Тауна и Стейшена? Хорошо получилось? Подаришь бессмертие их вождям?
Он тихонько засмеялся. Но это был не обычный ернический хохоток Бегуна, полный яда и сарказма. Этот смех больше походил на печальный вздох. Вождь говорил неприятные вещи, но говорил их от души, совершенно искренне и, как бы это странно не звучало, желая добра Книжнику.
– А как было бы здорово подарить вечную жизнь людям Долины… – продолжил Бегун. – Да? Сколько новых чудесных обрядов они еще могли бы придумать! Сколько бы еще кэрроджей набили мертвецами? Скольких сварили бы живьем? Скольких бы съели сырыми?
Он перевел дыхание.
– Скажи мне, что еще должно произойти, чтобы ты понял: люди – говно. Грязь. Все без исключения. Никому нельзя верить, ни к кому нельзя поворачиваться спиной. И им нахуй не нужно твое добро! Может, в Вайсвилле они другие, но это пока их не прижало по-настоящему. А прижмет… так ты увидишь, что из них полезет! Мир не хороший и не плохой – он такой, какой есть, и никогда не будет другим. Даже если ты, Беспощадный мне свидетель, подаришь вечную жизнь всем, кого встретишь, то бессмертные челы все равно будут убивать, насиловать, грабить друг друга! Потому что они – челы. Это не Беспощадный изменил мир – они всегда были такими еще до его прихода. Просто Беспощадный дал им стать собой! Убивать и грабить для них – как жрать, как трахаться, как дышать! Или ты хочешь научить их не дышать? Челы не могут не дышать. Они не могут не убивать. Они не могут не отнимать друг у друга все, что плохо лежит… Понимаешь? Вольфодог не ест траву. Он ест рэббитов, что едят траву, – такова его суть. Ты считаешь себя умным, Книжный Червь? Ты считаешь себя выше и умнее меня, потому что умеешь читать? Только потому что в детстве прочел хуеву тучу еденных крысами книжонок в Библиотеке? А не понимаешь таких простых вещей: если ты родился вольфодогом – ты им и умрешь! Если ты родился рэббитом, то тебе не быть вольфодогом! И нет силы, которая бы превратила одного в другого. Тут даже Беспощадный бессилен…
Книжник молчал.
Сибилла сидела между ними, прикрыв глаза: то ли делала вид, что разговор ее не касается, то ли он действительно был ей неинтересен. Густой слой грязи скрывал татуировки на ее щеках, спутанные волосы свисали на плечи сосульками, но даже через нефтяную вонь от нее исходил запах молока и тепла. Бэбик сонно посапывал, не выпуская грудь, – ему единственному было уютно и хорошо.
– Даже твоя Белка это понимала… – добавил Бегун чуть погодя. – Хотя читать не умела… Для того чтобы кто-то жил, кто-то должен умереть. Такова воля Беспощадного. Таков закон жизни. Нельзя спасти всех и никого нельзя спасти против его воли. И чем раньше ты это поймешь, тем больше у тебя шансов выжить. И у меня, кстати, тоже… так уж получилось. И у нее. И у бэбика…
