Он был не старше Либертэ, но руки его уже до самых плеч были покрыты татуировками: быки, ножи, лозунги на лясникамском языке.
– Так это правда? Что он тут рассказывал? Девчонка спасла его, когда он собирался наглотаться водички из Сены?
– Да… – произнесла Либертэ, чуть придвинувшись к Кармине.
Готовая защищаться подруга уже держала руку на поясе с ножами.
Атмосфера накалялась.
– Ну-ка расскажи, что там было! – приказал другой лясникам.
Либертэ вопросительно посмотрела на Кармину. Та лишь кивнула.
– Ну… в общем… я неплохо плаваю. Меня научил один матрос, когда я была маленькой. Я увидела, как Синабр упал в Сену и стал тонуть, нырнула за ним, а потом вытащила на берег. Вот и всё.
– Либертэ скромничает, – возразил Синабр. – Она рассказала не всё. Начать с того, что это была лимаза. Шел снег, холод стоял страшенный, а эта девчонка не испугалась и нырнула. Вытащила меня из бездны, перевязала платком. Чтобы всю кровушку не потерял. Вот этим самым платком с цветочками, что сейчас у нее на плечах.
Судя по всему, лясникама с татуировками история не впечатлила. С угрожающим видом он чмокнул губами.
– Выпутался, да? И ее ты тоже, небось, не отблагодарил? Смотри у меня, Синабр. Толстая русалка не всегда будет рядом, чтобы спасать твою черную задницу.
Сплюнув в последний раз, лясникамы удалились, угрожающе поглядывая через плечо.
– Хороших дружков ты себе нашел, – сквозь зубы пробормотала Кармина.
Синабр сделал вид, что не расслышал. В ту же секунду часы на скотобойне пробили двадцать, и натянутая улыбка исчезла с его лица. Он наклонился вперед.
– Девчонки, а леньгидем-то вы мне принесли?
Либертэ протянула ему корзину с яблоками.
– Они там. Нам удалось собрать пятьсот быков.
– Пятьсот? Ты сказала пятьсот?
Синабр схватился за голову, вытер покрытый испариной лоб.
– Надо ведь восемьсот.
– Что? – вскричала Кармина.
– Тс-с-с… Тише, – шептал он, озираясь. – Послушай, сестренка. Мне нужно уже не пятьсот быков, а восемьсот. Сечешь? И они нужны завтра, или меня прикончат. Я сдохну, слышишь? Если думаешь, что те, кому я должен, – милые ягнята, ты ошибаешься.
Лясникамка схватила брата за ворот куртки. Либертэ услышала, как трещат швы.
– Поверить не могу, Си! Снова проигрался! Да ты вообще понимаешь, сколько мы это собирали? Ты понимаешь, как мы рискуем? И всё это ради тебя! Думаешь, нам нравится бродить по ночам, как бездомным кошкам? В прошлый раз нужно было триста быков, потом Либертэ пришлось за тобой в Сену нырять. Да лучше б ты сейчас рыб кормил!
Синабр попытался оттолкнуть сестру, но не вышло. В знак капитуляции он поднял руки.
– Да знаю я, знаю. Слушай, сестренка, мне жаль, ясно тебе? Я почти всё отыграл. И мог еще кое-что выиграть. Мой петушок вел бой, клянусь тебе головой нашего папы…
– Вот только папу сюда не впутывай, ладно? Закрой свою коробку для домино, Си! Скорее с неба упадет жареная колбаса, чем я тебе дам еще хоть одного поросенка!
Либертэ робко попыталась вмешаться.
– Перестаньте, я…
Но брат и сестра ее не слышали.
– ПЕРЕСТАНЬТЕ ЖЕ! – закричала она. – Я заплачу́ сколько нужно!
Удивившись, Кармина выпустила брата.
– Ты? Заплатишь? Либ, ты живешь в пансионе для рабочих, одеваешься как чучело и хочешь сказать, что прячешь триста быков в носке под кроватью?
– Мне дали премию! – ответила Либертэ твердо. – В пансионе меня кормят, и мне есть где спать. У меня как раз есть лишние триста быков. Синабр, ты просто вернешь их, когда сможешь.
На некоторое время воцарилась тишина, прерываемая только шумом воды в фонтане.
На лице у Синабра читалась смесь удивления и облегчения.
– Либертэ, – проговорил он наконец. – Ты второй раз спасаешь меня.
Он схватил ее за руку и притянул к себе.
Короткого объятия хватило, чтобы Либертэ успела приникнуть носом к его щеке, вдохнуть аромат кожи и запах одежды, выстиранной с марсельским мылом. За эту близость вполне можно было отдать триста быков. Либертэ отдала бы вдвое больше, чтобы продлить объятие на минуту.
– Как я могу тебя отблагодарить?
У Либертэ было много идей на этот счет, но она лишь сказала:
– У тебя еще будет возможность.
Синабр приложил руку к груди и поклонился.
– Вот увидишь, я не разочарую!
– Отправлю тебе деньги завтра пневмопочтой. Рано утром.
– Спасибо! Огромное спасибо!
За его взгляд, полный благодарности, можно было отдать всё золото Лариспема. Синабр подобрал корзину, отодвинул яблоки в сторону и два раза пересчитал банкноты.
– Мне надо идти. Дам им пятьсот в задаток. Либертэ, только не забудь про меня завтра, ладно?
Он послал ей воздушный поцелуй, схватил корзину и широким шагом направился на скотопригонный двор.
Девушки смотрели ему вслед, пока он не исчез из виду.
– Ладно, теперь домой! – резко сказала Кармина.
В воздушном трамвае лясникамка, которая всё не могла успокоиться, внезапно повернулась к Либертэ.
– Ты что, влюбилась? – сухо спросила она.
Либертэ в эту секунду в сотый раз прокручивала в голове разговор с Синабром. От неожиданности она вздрогнула и покраснела.
«Влюбилась? О да, конечно же, я влюбилась!» – подумала она.
Но, глядя в суровые глаза подруги, она поняла, что сейчас не время делиться переживаниями. А ведь она полюбила Синабра в ту самую минуту, когда вытащила его из Сены. Помнила тот день, как если бы он был вчера. Как кровь и вода стекали на грязные камни, как Синабр открыл глаза и пристально на нее посмотрел. Она никогда до этого не видела чернокожего мужчину. В книгах писали, что в своем развитии они недалеки от животных. Тогда он открыл глаза и произнес: «Лилаям, ты спасла меня». Это была любовь с первого взгляда. С тех пор Либертэ не могла не думать о Синабре. Каждый вечер, ложась в постель, она вновь и вновь воскрешала в памяти всё, что пережила в тот день.
– Нет… вовсе нет. Не влюбилась. Просто еще разок спасла ему жизнь. Надо думать, это вошло у меня в привычку, – ответила она.
Кармина посмотрела с подозрением.
– Тебе не стоит этого делать. Иначе всю жизнь будешь вытаскивать его из передряг. Уж пожалуйста, не поддавайся его чарам. Мой брат разбил сердца многим. Но любит только одного человека – себя.
Либертэ внимательно разглядывала масляное пятно на полу, пока подруга говорила.
