Я дрожу, мое сердце колотится, голова наполняется жаром. Это не совсем страх, но нечто близкое к нему. И в этом нет смысла. Как она может быть здесь?
– Ты та, что мне снится?
Я не могу произнести «ангел-хранитель». Это слишком уж по-детски.
Когда она начинает говорить, ее голос звучит как последний отзвук эха.
– Я проходила через твои сны, да. Меня зовут Андраста
[4].
– Анн-драст? – Я напрягаюсь чтобы расслышать ее.
– Андраста, – поправляет меня она, наклоняясь ближе.
Ее дыхание – зимний ветер – щекочет мою кожу. У нее странный акцент, я не могу его узнать.
– Как ты здесь оказалась? – спрашиваю я.
– Я пришла, чтобы отвести тебя домой.
– Здесь мой дом.
– Я имею в виду мой дом. Аннун.
Я вздрагиваю. Аннун. Подземный мир. Андраста замечает мою реакцию.
– Ты уже бывала там прежде, Ферн Кинг, – говорит она. – Ты ходишь в Аннун каждую ночь, пока твое тело спит здесь, в Итхре.
Сначала я ее не понимаю. Потом начинаю складывать кусочки загадки. Мама умерла во сне. Олли, которого было не разбудить. Появление Андрасты во множестве моих снов.
– Аннун – это вроде… мира снов?
– Верно. – Андраста отворачивается от меня, что-то ища.
– Значит, – я пытаюсь встать и последовать за ней, но ног у меня будто нет, – ты… ты в Аннуне живешь жизнью рыцаря?
– Рыцари трудятся в Аннуне, но они часть этого мира, как и ты.
– Они трудятся?
Андраста вздыхает, как будто времени у нее не слишком много, но она понимает, что проще рассказать мне то, о чем я хочу знать.
– Рыцари в Аннуне защищают людей твоего мира.
Я думаю о том, как Андраста всегда является, чтобы спасти меня, когда мне снится какой-нибудь кошмар.
– Вы защищаете нас от наших снов?
– Я не рыцарь, Ферн Кинг.
Я выразительно смотрю на ее латы, на меч, что висит у бедра. Она хмурится:
– Я хочу сказать, я не рыцарь в том смысле, в каком ты думаешь.
– Тогда… – Мои мысли мечутся. – Тогда что ты такое?
Как только я это произношу, я думаю, не сделала ли неверный шаг. Вопрос вроде как выглядит грубым. К счастью, Андраста лишь вскидывает брови.
– Я одна из фей, – отвечает она.
Она гладит меня по руке, явно полагая, что полностью ответила на мой вопрос, и начинает открывать все ящики моих шкафов и комодов.
И пока ее пальцы – с черными полосками грязи под ногтями – роются в моих носках и трусиках, я осознаю, что совершенно не злюсь из-за такого вторжения в мое личное пространство. Эта женщина видела мои самые мрачные, самые пугающие кошмары. Она разрезала веревки, что держали меня у горящего дерева, и вынесла из пламени. Она защитила меня, когда Олли пытался пить мою кровь. Когда я убила своего отца, она выдернула нож и снова вдохнула жизнь в его тело. Она моя сестра-мать-друг. Конечно, ей можно заглядывать в мои вещи.
– Но почему вы… почему рыцари… должны защищать нас от наших снов? То есть я хочу сказать… это ведь просто сны, так?
Андраста неодобрительно оглядывается на меня:
– Просто?
– Нет, я не то хотела…
Я не уверена, что не оскорбила ее.
Она начинает копаться в хламе на моем письменном столе, находит квадратную коробочку, оклеенную поблекшим черным бархатом. Открывает ее. Внутри – маленькое золотое карманное зеркальце, совсем простое с виду, если не считать буквы «У», выгравированной туманными завитками, и цитаты из старого стихотворения на задней части.
– Вот что я искала, – говорит Андраста, доставая зеркальце из коробки. – Я рада, что оно уцелело. Если бы оно разбилось, я не смогла бы помочь тебе ни в одном из миров.
Это зеркало когда-то принадлежало маме. И это единственная вещь, которую она оставила мне по завещанию. Папа отдал его мне со странным выражением на лице, а когда я стала к нему приставать, сказал, что мама держала это зеркало в руках, когда умерла. «Если честно, я вообще не хотел его оставлять, милая, – сказал он. – Но твоя мать так тревожилась из-за того, чтобы передать его тебе, что мне пришлось. Но лучше тебе убрать его подальше, тебе не кажется?»
Я провела немало часов, одинокими вечерами поглаживая ладонями поверхность этого зеркала и гадая, с какой стати мама оставила его мне.
– Это портал в Аннун, – говорит Андраста, вкладывая зеркало мне в руку. – Открой его, и идем со мной.
Она снова улыбается, но на этот раз улыбка как будто шире ее рта. Свечение, окружающее Андрасту, становится ярче.
Зеркало горячее, но я не уверена, в металле дело или это кровь бушует в моем теле. Чувство отчаянного головокружения, которое я испытала, увидев в своей комнате Андрасту, возвращается.
– А в Аннуне безопасно? – спрашиваю я.
Андраста улыбается:
– Аннун рождается из твоих снов и твоих кошмаров. Его создает воображение каждого из живых существ в этом мире. Конечно, для смертных он небезопасен.
Она протягивает руку и открывает зажимы. Зеркало падает на мою ладонь. Голубой свет – такой же, как тот, что окружал Олли, – распространяется, пока не затопляет мою спальню. Он мягкий, мерцающий, как свечение планктона, что превращает океан в ковер света. Может, это и не свет вовсе, а крошечные живые организмы? Странных очертаний, словно живые тени, танцующие на стенах и потолке. Духи, кошки и медведи, старые аэропланы с пропеллерами и бегущие волкодавы.
Я готовлюсь к тому, что меня пронзит тысяча иголок, что мне покажется, будто меня рвут на части, как это было с медальоном Олли, – но ничего такого не происходит. Свет ложится на мою кожу, как шелковое покрывало. Он ползет вверх по моим рукам, по груди, и я вдруг понимаю, что, если это продолжится, он задушит меня. Я пытаюсь бороться с ним, но моя растущая паника каким-то образом смешивается с неудержимой сонливостью. И последнее, что я вижу, – как свет обвивается вокруг моих волос, проникает мне в рот… и непонятный, пристальный взгляд Андрасты.
А потом я тону.
7
Я барахтаюсь в черной воде, не в силах дышать, но не задыхаясь. Если я открываю рот, тьма вливается в него, как смола, я давлюсь. Звуки искажаются, превращаясь в вибрацию, что сотрясает меня, и из всех чувств у меня остается лишь слух.
Похоронена заживо.
Значение этих слов доходит до меня через несколько секунд после того, как они приходят мне на ум.
