– Ну надо же, посмотрите! – говорит мисс Ди. – Ллэмри здесь уже давно, но всадника у нее не было больше десяти лет. Я уж начала думать, что она сюда является просто за свежим сеном. – Мисс Ди всматривается в меня. – У меня особое отношение к Ллэмри. Ты Ферн, так? Обращайся с ней хорошо, ясно?
Я смотрю на Ллэмри и думаю, что это уж слишком сложное имя для такой милой маленькой лошадки. И, поддавшись порыву, целую ее в нос, как это недавно сделала Наташа. Это совсем не противно. Ее нос похож на бархатную подушечку.
– Привет, Ллэмри, – тихо говорю я, осторожно гладя ее шею.
Ллэмри поворачивает ко мне уши, и я таю.
Мы каждую ночь проводим какое-то время с нашими лошадьми, учимся запрягать их, а главное – учимся, как не падать с них. И я довольно скоро начинаю звать Ллэмри так, как, мне кажется, больше ей подходит, учитывая ее густую шерсть и смирную морду, – Лэм, Овечка. Поначалу Олли нравилось подшучивать над размерами Лэм.
– По крайней мере, тебе с нее падать невысоко.
Но, впрочем, последней смеюсь я, потому что Олли досталась не лошадь, а нечто. Когда он едва еще может пустить Балиуса ленивым галопом, мы с Лэм уже носимся по саду, обгоняя других лошадей, и легко перепрыгиваем через живые изгороди. Когда мисс Ди велит нам одолеть изгородь в три раза выше самой Лэм, мы справляемся со второй попытки.
– Беспрецедентно! – восклицает мисс Ди. – Твоя связь с Лэм уже поразительна, Ферн. Большинству рыцарей требуются месяцы, чтобы наладить хорошую связь с их скакунами и развить такую силу воображения, чтобы перенести их через эту изгородь.
Мое удовлетворение усиливается, когда Олли и остальные не могут сделать то же самое даже после множества попыток. Воспоминание о том, как Олли настолько преисполнился решимости победить меня, что перелетел через голову коня и рухнул прямо на изгородь, занимает особое место в моем сердце.
Когда я сажусь на Лэм, у меня возникает чувство, что мы с ней – единое существо. Мы доверяем друг другу. Лэм нужна мне, чтобы обрести скорость и высоту; я нужна ей, чтобы указывать направление и успокаивать. Но незатейливая дружба Лэм оставляет горьковатое послевкусие – она вынуждает меня остро осознавать мое одиночество. Я вижу, как мой брат заводит дружбу с другими сквайрами, плетет сеть взаимоотношений, – и стараюсь утешить себя тем, что у меня есть Лэм. Я уже поняла, что слишком неловка, чтобы объединиться с другими. И лучше даже не пробовать.
Потом однажды ночью, в перерыве между уроками стратегии и права, я замечаю, что Олли вместе с Рамешем стоит у колонн, по которым бесконечно ползут имена умерших. Я подбираюсь ближе.
– …Была рыцарем, – слышу я голос Олли. – Думаю, она погибла, исполняя свой долг…
Во мне вскипает ярость. Как он смеет торговать ее смертью? Из всех подлостей, совершенных им, эта превосходит остальные.
– Ты не найдешь здесь ее имени, – говорю я, заставив обоих мальчиков вздрогнуть.
– Почему? – Олли ошарашен.
– Она умерла после того, как вышла в отставку. Мне говорил лорд Элленби.
Олли разевает рот, вся его напыщенность исчезает. Рамеш снова смотрит на колонны:
– Но… вроде как нехорошо, что выжившие, или кто по случайности умер позже, не увековечены здесь, а? Я хочу сказать, они же все равно рисковали своими жизнями. Почему вообще мы ценим их, только когда они уходят?
Я тоже смотрю на имена, размышляя над словами Рамеша. И мельком думаю, был ли папа так же очарован мамой, когда она была жива, как теперь, когда ее нет.
Потом кое-что привлекает мое внимание.
– Ох, – выдыхаю я.
– Что? – спрашивает Олли, проследив за моим взглядом.
– Смотри, – говорю я, показывая на одну группу имен.
– Я и смотрю, Ферн. В чем дело? – огрызается Олли.
– Смотри на даты!
Олли так и делает и вдруг тоже понимает.
– А мне можно узнать ваш секрет, ребята? – спрашивает Рамеш.
– Наша мама умерла в две тысячи пятом, – объясняю я.
И мы все таращимся на даты, вырезанные рядом с сотнями и сотнями имен. Все эти люди умерли в тот же год, что и Уна Кинг.
15
Весть о том, что сотни танов погибли в две тысячи пятом году, в том же самом, что и моя мать, вовсе не разнеслась по Тинтагелю, как я предполагала. Я думала, Олли воспользуется этим, чтобы придать себе загадочности, но он помалкивает, и Рамеш следует его примеру. Его молчание весьма раздражает. Я не понимаю, как Олли мог натолкнуться на такую огромную загадку – и ничего не сделать. Он уже подружился с опытными рыцарями вроде Эмори и Райфа; это люди, которые должны быть способны пролить некоторый свет на события пятнадцатилетней давности, а если и они не знают, Олли мог бы легко очаровать кого-то, кому все известно. Иногда я чувствую, что готова вот-вот расспросить Наташу – я, похоже, ей нравлюсь благодаря моей связи с Лэм, почти такой же сильной, как ее связь с Домино, – но слова всегда застревают у меня в горле. Олли ни с кем не делится; и я не могу.
И вот я наблюдаю, я прислушиваюсь, и я учусь. Это легко, потому что, как и предсказывала Феба, уроки очень интересные. Как только ты понимаешь, что Аннун управляется воображением, полностью создан различными типами инспайров, ты начинаешь постигать пределы – или отсутствие пределов – этого мира. В Итхре я увлечена заполнением моей рыцарской книги, когда мне следовало бы сосредоточиться на школьных заданиях.
Сегодня в колледже Боско, пока на уроке истории учитель гудел о Французской революции, я быстро перелистывала записи, ища хоть какую-то зацепку, которая позволила бы мне взломать код маминого дневника. И вдруг осознала, что Лотти Мидраут с ее друзьями перешептываются за столом позади меня. Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, почему их болтовня проникла в мой ум. Ну да, они упомянули знакомое имя: Хелен Корди, политик, которая была так добра ко мне после того костра и обеспечила мне место в Боско.
– У папы с ней дебаты сегодня вечером, – говорит Лотти. – И он хочет, чтобы я была среди зрителей.
– Пожалуй, будет скучно, – отзывается Виктория фон Геллерт. – А у меня есть бесплатные билеты на «Минксов».
– Извини, Викс, мне не отвертеться.
– Тебе от нас не скрыться, Лотти Мидраут. Мы тебя найдем и просто притащим на этот концерт!
Ох, иметь друзей, которым так сильно хочется проводить время с тобой… Хотя в общем мои приятели-сквайры совсем не так неприятны, как я того ожидала. И в тот вечер, когда Лотти слушает дебаты своего отца, а ее подруги отправляются на концерт, я жду перед классной комнатой в Аннуне вместе с другими сквайрами. Какой-то рееви останавливается позади нас, взмахивая пачкой листов бумаги.
