На экране – два политика стоят рядом. «Мы должны объединиться, – говорит Мидраут. – Один голос для всей нации».
Хелен Корди чуть кривится, но любой наблюдающий за этим видит, что она выглядит более слабой.
– Только не ты тоже.
Папа подталкивает меня локтем и сует мне в руку сэндвич с беконом, политый кетчупом. И откусывает от своего.
– О чем ты?
– Твоя мама была просто одержима этим человеком.
Моя кровь вскипает.
– Мама?
– Я ее поддразнивал, говорил, что в нем есть гнильца.
– А ты спрашивал ее почему?
– Она говорила, что не доверяет ему. И все. Он тогда только начал делать себе имя, потом вдруг совсем оставил политику. Твоя мама все равно постоянно следила за ним. Но…
Он умолкает, услышав, что Олли тоже вернулся из школы. Мой брат вваливается в комнату, волосы у него растрепаны, школьная форма перепачкана. Он отмахивается от вопросов папы и идет соорудить себе сэндвич с остатками бекона.
– Но что? – напоминаю я папе, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло.
– Ох, это не важно, – вздыхает папа.
– Но я хочу знать, – возражаю я.
– Ну… твоя мама в тот последний год была немножко странной.
– Что ты хочешь сказать? – спрашиваю я.
Олли перестает трудиться над сэндвичем, его взгляд перебегает от папы ко мне и обратно.
– Ну, знаешь, разные мелочи. Она была немножко… немножко утомленной, можно так сказать.
– Из-за чего?
Папа пожимает плечами.
– Ну же, па, – говорит Олли. – Ты можешь нам рассказать.
Папа некоторое время молчит.
– Ну, она… ей постоянно снились кошмары.
Мы с Олли переглядываемся.
– Какие именно кошмары? – спрашивает Олли.
Но папа качает головой:
– Ваша мама не хотела бы, чтобы вы думали о ней как-то так.
– Мы хотим знать о ней все, – говорю я.
Но папа не сдается, даже когда Олли пускает в ход все свое обаяние.
В ту ночь мы снова покинули Тинтагель. С нами поехала Наташа, на Домино, и еще несколько отставных рыцарей в качестве телохранителей. Я бы почувствовала себя опекаемой, если бы мне хватало умственных сил побеспокоиться об этом.
– Пятерку фунтов за твои мысли! – вдруг говорит Рамеш.
– Что?
– Ну, мне просто любопытно, о чем ты думаешь, – поясняет он и тут же краснеет. – Извини, я просто балбес, если ты до сих пор не заметила.
Наташа слушает что-то через свой шлем – ту часть униформы, которую мы сможем получить только тогда, когда станем полноправными рыцарями во время Остары – весеннего равноденствия. Такой шлем позволит нам держать связь с харкерами в замке. Наташа кивает и поворачивает нашу группу на север, к каналам и рынкам Камдена.
– Тебе приходилось что-нибудь слышать о Себастьяне Мидрауте? – вдруг спрашиваю я у Рамеша.
– Это тот политик? Моя подруга в Итхре просто чокнулась на нем, – отвечает Рамеш. – Она состоит в его молодежной группе.
– Но… но в Аннуне ты ничего о нем не слышал?
Рамеш качает головой:
– Нет, а что?
Я смотрю на открытое лицо Рамеша и гадаю… могу ли я ему довериться? Или он воспользуется этим против меня? Стоит ли дело риска?
– Думаю, он может иметь какое-то отношение к смерти моей мамы, – быстро говорю я.
Наташа вскидывает руку, давая нам знак остановиться и отвести лошадей к одной стороне дороги.
– Боже, какой ужас, – шепчет Рамеш и протягивает ко мне руку, словно желая утешить.
Но в последний момент он, похоже, вспоминает, с кем имеет дело, и вместо того хлопает по шее Лэм. Этот жест вызывает у меня улыбку.
– А как насчет трейтре? – задаю я новый вопрос, припомнив странное слово, похоже пробуждавшее отчаянный страх у того, кто делал те записи.
– Трейтре? – Рамеш хмурится. – Да, где-то я что-то такое слышал. Но где?
Наташа взглядом заставляет нас умолкнуть и показывает на сновидицу, которая то просто шагает, то бежит трусцой по улицам. Это всегда моя любимая часть тренировок – когда нам показывают кошмары и сны в действии. И всегда есть доля секунды, когда ты можешь сказать, что сновидец вот-вот провалится в кошмар. Ты можешь видеть это в их глазах, как будто что-то искривляется у них в головах и меняет способ видеть мир.
– Кто-нибудь заметил, от чего она убегает? – спрашивает нас Наташа.
Мы все всматриваемся в другой конец улицы. Если не считать нескольких других сновидцев, там никого нет. А потом я вижу это.
– Инспайр.
– Да! – подтверждает Наташа, показывая на меня. – Остальные видят его, позади сновидицы?
Вслед за женщиной летит танцующий вихрь голубого света. Он не кажется опасным, но он определенно преследует ее. Потом женщина смотрит на него.
– О боже мой!.. – ошеломленно восклицает Феба.
В то самое мгновение, когда женщина оборачивается, инспайр превращается в смутную фигуру. У нее нет определенных черт, да и рук и ног почти нет, но она похожа на человека и окружена серым облаком. Когда женщина бежит быстрее, фигура снова становится инспайром. И вдруг этот танцующий свет вызывает зловещее чувство.
– Это сталкер, ребята. Он может принимать любую форму, а может не иметь никакой. Сновидцы не могут обнаружить инспайра в его чистом виде, но в случае со сталкером они его ощущают как некое неуловимое чувство страха.
– А ты разве не должна его уничтожить? – спрашивает Рамеш.
– Не сейчас. Сталкеры не обязательно опасны. Харкеры решили, что вот этот пока безвреден.
– Но что будет, если он догонит женщину?
– Сталкеры склонны просто держаться рядом со сновидцем, они обычно не имеют цели его догнать. Видите ли, они питаются страхами сновидцев. И опасными они могут стать только в том случае, если сновидец решает сдаться. Но харкеры нам скажут, если что-то изменится.
Мы оставляем позади женщину и преследующего ее инспайра и движемся дальше по улице.
Рамеш наклоняется ко мне:
– Я посмотрю, что смогу узнать, но, по правде говоря, мне хотелось бы понять, почему ты думаешь, что Мидраут имеет какое-то отношение к Аннуну.
Я коротко киваю и оглядываюсь. Сновидица бросается бежать. Мне всегда ненавистны вот такие кошмары – мои сталкеры никогда не принимают конкретных форм. Я просто чувствую, что кто-то крадется за мной, и никак не могу от него избавиться. Когда я просыпаюсь, мне нужно много времени на то, чтобы успокоить колотящееся сердце. Я вдруг осознаю, что именно так ощущаю себя и в этот момент. Как будто смутная фигура притаилась позади меня, выжидая. Смутная фигура, которая приобретает облик Себастьяна Мидраута.
