– Что с тобой происходило? – вслух гадаю я.
Мне хочется пробиться сквозь страницы всех этих дневников и заглянуть в сознание женщины, которая их написала. Женщины, которая, похоже, с годами становилась все более загадочной.
Какой-то звук внизу вырывает меня из задумчивости. Должно быть, проснулся Олли. Я тихо спускаюсь вниз и от двери наблюдаю за тем, как он наливает себе стакан молока.
Я колеблюсь. Если я ошибаюсь, то, открывшись брату, буду выглядеть еще более глупо. Но терять мне нечего.
– Это были рыцари? – спрашиваю я.
Олли резко оборачивается, его глаза расширены, и мне не нужно слышать его ответ.
– Понятия не имею, о чем это ты, Ферн.
– А ты знал, что мама была рыцарем? – говорю я. – Ты знал, что ее убили?
Даже обычно бесстрастное лицо Олли не в силах замаскировать потрясение, исказившее его черты.
– И папа должен был знать, – говорю я.
Олли быстро пересекает комнату и хватает меня за руку:
– Не будь такой сукой!
Я вырываю руку.
– Это были они? – шипящим шепотом произношу я. – Скажи правду!
– Не расстраивай его! Бога ради, Ферн, да с чего ты вообще думаешь, что он тебе поверит?
– Я сама в это верю. И у меня есть доказательства. Сообщения от ее убийцы!
Я сую ему свой телефон, и он озадаченно таращится на признание Верховного мага. Когда Олли снова смотрит на меня, на его лице отражается презрение.
– Так позвони в полицию! Как ты думаешь, что они сделают?
– Но почему бы тебе не признаться, если это правда? – шепчу я, когда Олли отворачивается от меня.
– Оставь это, Ферн, – говорит Олли так же тихо. – Просто признай, что мама умерла во сне. Она была обычной. Как я, как папа.
Ему не нужно договаривать.
Но не как ты.
5
Впервые за многие годы я страстно желаю отвлечься от школы. Я надеваю поверх формы куртку с капюшоном и, взяв потрепанную сумку, выхожу в бодрящий холод утреннего Лондона. До прошлого года я и мечтать не могла попасть в колледж Боско, частную школу в Челси, куда отправляют отпрысков политиков и миллионеров. Обычно для людей вроде меня единственным способом оказаться там была работа в туалетах или в кухне.
Учитывая, что его дочь, Лотти, учится в Боско, выглядит ироничным то, что меня в эту школу устроил один из политических оппонентов Себастьяна Мидраута. После пожара Дженни осталась без наказания, только с так называемым направлением к врачу, а ее банде позволили учиться в колледже Святого Стефана. Папа написал гневное письмо нашему местному члену парламента.
– Да как они смеют говорить, что ничего не могут сделать! – шипел он, составляя письмо.
Я помню, что в тот момент моя злость вырвалась наружу.
– Ты можешь кое-что сделать! – закричала я. – Выгони Олли!
Но папа пообещал для него наказание, которое ничего для меня не значило, и лишь качал головой, когда я пыталась объяснить ему, что это Олли отвел меня на то место, и там оставил, и ушел, даже не оглянувшись.
– Твой брат просто запутался, милая, вот и все. Он не такой, как те, другие, они насквозь дурные. Он сменит школу, и все…
Я после этого постоянно отворачивалась от него. Не обращала на него внимания, когда он говорил, что член парламента ответила ему и собирается нас навестить.
– Она сможет подергать за ниточки, – сказал он с надеждой сквозь дверь моей спальни.
Я ему не поверила, но, когда познакомилась с достопочтенной Хелен Корди, членом парламента от Ньюэма, мне пришлось с неохотой признать, что она совсем не плоха. Она держала меня за руку, а ее улыбка не сочилась жалостью.
– Я весьма разочарована тем, что не могу изменить решение судьи, – сказала она, обращаясь ко мне, а не к папе, – но, пожалуй, кое-что я могу для тебя сделать. Я о моей старой альма-матер. В ней есть стипендиальная программа.
– Вряд ли мои оценки настолько хороши, – возразила я.
– Но твои рисунки, возможно, настолько. – Она показала на рисунки и наброски, что висели на стенах нашего дома. – Я кое-что понимаю в искусстве. Сама в свободное время рисую. И способна увидеть, что у тебя необычайный талант, Ферн. Я уверена, что в Боско это учтут, в особенности если я тебя похвалю как следует.
И меня отправили в Боско на полную стипендию по искусству, а Олли перевели в Академию Аптон. Но как ни благодарна я была Хелен Корди, гнев из-за того, как несправедливо пришлось мне страдать перед этим великим переворотом, и из-за того, что всем остальным это в целом сошло с рук, не оставлял меня. А тот факт, что мне приходится ездить туда через весь город, стал постоянным напоминанием о предательстве Олли и папы.
Но сегодня вместо того, чтобы размышлять над тем, как моя жизнь отличается от легкой, веселой жизни других учеников, я могу думать только о маме и о том, что случилось прошлой ночью с Олли. Я снова вспоминаю сообщения Верховного мага. Да, нечто странное произошло с моим братом прошлой ночью, и утром он чуть не подтвердил существование рыцарей. И я должна узнать больше. Вопрос в том, как, черт побери, это сделать?
– Ты с этим справишься, – говорит кто-то.
Сначала я думаю, что это относится ко мне, но потом соображаю, что это Лотти Мидраут утешает всем известную Бет Гудман.
– Мой папа всегда говорит, что просто не нужно принимать «нет» в качестве ответа, – твердит Лотти подружке.
Кто-то в их компании тут же отзывается:
– Мне бы хотелось, чтобы он не принял «нет» в качестве моего ответа.
Лотти делает вид, что замахивается, Бет улыбается, остальные девчонки начинают хихикать.
Не принимать «нет» в качестве ответа. Это как раз то, что мне нужно, – любой ценой заставить Олли рассказать все, что он знает.
После школы я прокрадываюсь в комнату Олли. Он снова задерживается – наверное, где-то болтается со своими друзьями. Я на это и рассчитывала. В комнате густо пахнет лосьоном после бритья и виски с лимонным соком. Здесь, в отличие от моей комнаты, полный порядок. Сувениры на его письменном столе расставлены аккуратно. Папки лежат ровно, на каждой наклейка с надписью заглавными буквами. Раньше здесь были еще и фотографии Олли с Дженни и всей их компанией, они были приколоты на пробковой доске над его столом, – но теперь доска пуста, если не считать нескольких стикеров.
Я открываю ящики письменного стола, пытаясь найти что-нибудь такое, что может рассказать мне о событиях прошлой ночи. Миновали годы с тех пор, как я заходила в спальню Олли, и теперь здесь все совсем не так, как прежде. Раньше повсюду были мои рисунки и его рассказы, хранились каштаны или листья, которые мы собирали в парке. Теперь в ящиках лежат только канцелярские принадлежности и папки, аккуратно надписанные. Это очень странно. Здесь ничего не осталось от Олли, как будто после того, как папа приказал ему прекратить дружбу с Дженни, он просто… просто стер в своей комнате все личное.
