На Мидрауте латы, которые я видела в его крепости. Те, что кажутся созданными из металла и шелка, те, которые вызвали у меня тошноту, когда я к ним приблизилась. И в них он выглядит подобно некоему темному богу.
– Давай! – говорит лорд Элленби, снимая колпачок со своего морригана и подбрасывая того в воздух.
Венеуры следуют его примеру, птицы образуют целое облако, которое падает на Мидраута смертельным градом. Но морриганы не успевают добраться до него, их отбрасывает его сила, они пронзительно кричат от боли.
– Это не сработает, Лайонел, – говорит Мидраут лорду Элленби.
Венеуры успокаивают своих расстроенных морриганов. Так вот, значит, для чего эти латы – они защищают Мидраута от его собственной слабости. Мне бы сообразить это тогда, когда я впервые увидела, как морриган шарахнулся от одного календа, потому что эти латы сотворены из такого же материала. Из чего-то такого, что высасывает инспайров, выворачивает их наизнанку. Для морриганов, которые питаются голубым светом, эта пустота ядовита. Но чего я не понимаю, так это того, как вообще Мидраут может надевать такое. Я даже близко подойти не могу, не истощая свою силу. И насколько же могучим должен быть Мидраут, чтобы надеть нечто подобное и все равно сохранить свой Иммрал?
Мидраут взглядом изучает своих пленников, и наконец его глаза останавливаются на мне. Когда он начинает говорить, его голос такой же мягкий, как в Итхре, но действует он еще более обезоруживающе. Мне хочется делать то, о чем он просит.
– Я предлагаю тебе выбор, – говорит он, и, хотя теперь он смотрит на лорда Элленби, кажется, что его слова относятся ко всем нам. – За стенами замка мои трейтре удерживают две группы людей.
Он протягивает руку, и инспайры вспыхивают на его ладони, создавая нечто вроде марионеток, что движутся по его приказу. Тинтагель в осаде, его окружают сотни трейтре.
– Ты знаешь, что Тинтагель защищен от тех, кто хочет добраться до его обитателей, – говорит лорд Элленби. – Твоя армия не войдет туда без моего разрешения.
– Я не хочу причинять вам вреда, – отвечает Мидраут. – Я лишь прошу об услуге.
Он меняет картину над своей ладонью. Перед воротами Тинтагеля золотой трейтре расхаживает между двумя стайками перепуганных сновидцев. Слева от него сновидцы – старые или изнуренные и худые.
– Эти люди уже близки к смерти, – говорит Мидраут.
Справа сновидцы юные. Некоторые из них и вовсе младенцы, едва начавшие ползать.
– А вот у этих впереди целая жизнь, – продолжает Мидраут. – Если твои люди опустят мост, сдадутся моей армии и отдадут нам ключи от Тинтагеля, я прикажу им убить только первую группу. Если вы будете сопротивляться или попытаетесь так или иначе остановить нас, я прикажу убить вторую группу.
– Зачем, если ты не собираешься причинять вреда моим людям?
– Ты сам виноват, – отвечает Мидраут. – Ты сам это сделал, когда закрыл порталы в остальной части Лондона.
Мидраут нас переиграл, понимаю я. В Лондоне остался только один портал, достаточно большой, чтобы армия трейтре заполонила весь Аннун: это портал в Тинтагеле. Пытаясь защитить сновидцев за пределами Лондона, мы обрекли своих собственных людей.
– И, – говорит Мидраут, – я хочу вернуть то, что вы украли.
Должно быть, он имеет в виду ту коробку-головоломку. Значит, в ней есть еще какая-то польза, она не просто хранит его представление о будущем. Но что это может быть?
В наших шлемах звучит голос Майси:
– Лорд Элленби? Тинтагель окружен…
– Я знаю, Майси, – откликается лорд Элленби.
Я вижу, что он старается, чтобы в его голосе не звучала паника.
– Что нам делать?
Лорд Элленби ничего ей не отвечает. Вместо этого он обращается к Мидрауту:
– Для того, кто постоянно болтает об одном голосе, ты слишком уж любишь разъединять людей, Себастьян, нет? Ты знаешь, что я не могу принять такое решение.
– Значит, ты вскоре умрешь, – говорит Мидраут. – И тогда все будет зависеть от твоих капитанов.
– А мне интересно, – продолжает лорд Элленби, – ты все вот это, – он показывает на стены, окружившие нас, – задумал после того, как обнаружил, что Ферн заглянула в сознание Лотти? Или ты вложил это в память Лотти, чтобы поймать нас в ловушку?
– Ты что, действительно думаешь, что моя дочь могла бы не повиноваться моим приказам? Конечно, это было вложено.
Но я уже не слушаю Мидраута. Что-то в том, как говорил Элленби, – в том, как он показывал на стены, как многозначительно посмотрел на меня… О боже. Он хочет, чтобы я сдвинула эти стены, так? Самсон незаметно заставляет свою лошадь податься в сторону, чтобы прикрыть меня. Лев Фебы становится с другой стороны, так что Мидраут не может увидеть, что я собираюсь сделать. Я стараюсь не думать о том, что все эти люди погибнут, если я не найду выхода. Пусть нас больше, чем трейтре, но мы заперты между ними и стенами. И трейтре легко нас одолеют.
Я мысленно тянусь к стенам, пытаясь ощупать углы ловушки. Они очень, очень крепкие. Приказ Мидраута, связавший вместе эти здания, слишком силен. Но впрочем, есть и недоделанные точки – там, где должны быть соединения. Мидраут сотворил из этих домов некоего Франкенштейна, но швы на его коже все еще можно разорвать. Я исследую эти дефектные линии, мысленно нажимая на них.
Мидраут снова говорит:
– Очень многие люди думают, что свобода воли – это то, что стоит оберегать, но правда в том, что на самом деле лишь немногие ее хотят. Им нравится иллюзия свободы воли, но в реальности она их утомляет. Это же так трудно – выбирать правильную дорогу в море фактов. Поэтому люди ищут лидеров, которые скажут им, что́ следует думать. Они хотят просто соглашаться, а не мучиться постоянными вопросами, когда им и без того есть чем заняться. И если свобода воли так уж драгоценна, то почему люди с легкостью отказываются от нее?
Я сильнее толкаю в слабые точки в стенах, но они держатся. Не важно, что они только что созданы, потому что сила, соединяющая их, намного больше моей. Знакомый кислый вкус появляется во рту, как тогда, когда я мучила Лотти Мидраут.
– А ты знаешь, что́ лучше для каждого? – рычит лорд Элленби.
– А разве это имеет значение, если они сами верят, что это для них лучше?
Я всем своим сознанием нажимаю на дефектные линии в стенах. Сила воли Мидраута противостоит моей, пока наконец моя голова не начинает гудеть от напряжения.
– Ты действительно веришь, – внезапно повышает голос Мидраут, – что какая-то девочка, у которой половина моей силы – и даже меньше половины, судя по тому, что я видел, – может разрушить мое творение?
Я встречаю его взгляд. Конечно, он прав. Это невозможно, но я должна попытаться.
– Может, у нее и половина твоей силы, когда она сама по себе, – слышу я голос из толпы рыцарей.
