Отец Тук снова поднес пальцы ко лбу, но, вникнув в последние слова Эллен, даже охнул от возмущения. А Вилл замер, испугав Эллен взглядом, которым смотрел на нее: неподвижным, ошеломленным, таким, словно услышал некое откровение.
– Фрейя! – прошептал он и хлопнул себя свитками по лбу. – Как же я мог забыть!
Не отвечая на посыпавшиеся со всех сторон вопросы, Вилл бросился к постели Робина.
Марианна даже не заметила, как Вилл ушел. Она сидела рядом с Робином и смотрела на его неподвижное лицо, на котором черными тенями выделялись закрытые запавшие глаза. Его лицо, утратив привычное выражение непроницаемости и уверенного спокойствия, казалось сейчас совсем юным. Лорд Шервуда и был моложе многих своих стрелков.
Пальцы Марианны бессильно скользнули по щеке Робина – горячей, словно языки пламени. Но он не отозвался на ее прикосновение. Она вспомнила, как еще утром позапрошлого дня она так же провела рукой по его лицу, и любимые бездонно-синие глаза распахнулись и согрели ее ласковым светом. Он сонно потянулся к ней и привычно обнял, прижал к груди, которую сейчас уже почти не мучило хриплое тяжелое дыхание. Короткое рыдание без слез вырвалось из горла Марианны.
– Робин! – прошептала она, скользнув на колени рядом с постелью, и прижала его неподвижную руку к своим губам. – Робин, ведь ты обещал мне, что не оставишь меня! Милый, сдержи обещание! Сколько я знаю тебя, ты неизменно был верен данному слову!
«Я никогда не покину тебя! Что бы ни случилось, помни, что я всегда буду рядом с тобой», – эхом пролетело в ее голове, и тогда Марианна разрыдалась, вспомнив свой сон.
Всегда придет в снах – на ее зов или по своей воле. Всегда отразится в чертах сына или дочери. Но никогда наяву. Уронив голову на край постели, Марианна целовала солеными от слез губами руку Робина, безустанно повторяя его имя, шептала ласковые, полные любви и мольбы слова. Но его руки, в кольце которых она находила и страсть, и нежность, руки, чья сила дарила ей покой и защищала от всего мира, оставались неподвижными. С полуоткрытых запекшихся от жара губ Робина не сорвалось ни единого слова в ответ, и лишь слабеющее, уже почти не различимое дыхание оставалось единственным признаком угасающей жизни.
Тяжелая рука мягким теплом легла на плечи Марианны, и она, обернувшись, увидела Вилла.
– Как он? – тихо спросил Вилл, опускаясь на колени рядом с Марианной.
– Что там был за шум? – спросила Марианна, не ответив на вопрос.
– Отец Тук приехал.
У Марианны задрожали ресницы. Разум начал борьбу с сердцем. Сердце надеялось, а разум осторожно напомнил, что она испробовала все, что могла, и теперь время целителя ушло, уступив место часу священника. Марианна запрокинула голову, чтобы проглотить слезы, и заставила себя сказать:
– Позови его.
Ответом ей было молчание. Она посмотрела на Вилла и увидела, что он смотрит на нее так, словно она произнесла приговор.
– Позвать отца Тука? Ты – ты! – просишь его позвать? Значит, все? И никакой надежды? – Вилл стиснул ладонями лицо Марианны и лихорадочно вглядывался в ее глаза. – Нет, Саксонка! Теперь все зависит только от тебя! Спаси его. Если он умрет, никто и никогда не будет любить тебя так, как любит он. Клэр сойдет с ума от горя – он для нее и брат, и Бог! Спаси его ради себя, ради нее, ради меня!
Он уговаривал ее так неистово, словно она нуждалась в уговорах. Она никогда не могла и подумать, что Вилл, сдержанный, немногословный и резкий в речах, способен на такие горячие чувства. Тронутая его нескрываемым страданием, она медленно провела рукой по щеке Вилла и слабо усмехнулась. Его уговоры походили на мольбу ребенка, который верил во всемогущество взрослых или волшебников.
– Я сделала все, что могла, все, на что я была способна, – тихо ответила Марианна и хотела высвободиться, но пронзительный, требовательный взгляд Вилла заставил ее замереть.
Он смотрел на нее так, что она поняла: его слова не были всплеском отчаяния или смятения. Вилл знал, о чем говорил, в отличие от нее.
– Я не знаю, что я могу сделать! – прошептала она, вглядываясь в неуступчивые глаза Вилла.
– Но ты должна знать! – сказал Вилл и, взяв ее за руки, настойчиво повторил: – Именно ты! Ведь ты – его Светлая Дева, и только ты можешь сейчас вырвать его у смерти. Не может быть, чтобы тебе не передали этого знания! Вспомни, что тебе рассказывали о том, как ты можешь спасти жизнь своего Воина, когда исчерпаны все другие средства! Проси Фрейю!
Марианна задумалась, воззвала к памяти, и там что смутно забрезжило. Мать говорила ей, но что? Марианна в отчаянии закрыла лицо ладонями: нет, она не помнила. Но она вспомнила, что ей говорил Робин: те, кто ушел в Заокраинные земли, могут прийти на зов. Могут, но в снах, а ведь она не спит, и времени не осталось! И тогда она вспомнила главное: Воины, ставшие воплощением Одина, и Хранительницы не зависят от снов или яви. Они приходят на зов всегда.
– Матушка! – закричала Марианна, как в детстве. – Мама, помоги мне!
Ее крик разлетелся по всему зданию, не миновав ни одного уголка. Услышав его, стрелки из трапезной бросились к комнате лорда Шервуда и, распахнув дверь, столпились на пороге, не смея переступить его. Они смотрели во все глаза, но не видели то, что видели Вилл и Марианна. Возле изголовья Робина возникло серебристое сияние, которое постепенно соткалось в очертания молодой женщины. Марианна увидела нежные черты, большие светлые глаза, как у нее самой, которые устремились к ней любящим взглядом. Невесомая ладонь матери провела по заплаканному лицу Марианны.
– Не плачь, моя девочка! – услышала она нежный голос. – Еще не поздно удержать твоего возлюбленного. Ты только вспомни, чему я тебя учила!
– Матушка, я сделала все, что было в моих силах! – вслух прошептала Марианна. – Но все оказалось напрасным!
– Моруэнн, дочь моя, разве я учила тебя лечению только лекарствами? – голос леди Рианнон стал строгим, но все равно полным любви и сожаления. – Впрочем, это моя вина, и не мне укорять тебя. Я слишком рано оставила тебя, но о том, что ты ищешь сейчас, я рассказывала тебе. Вспомни, дочь, о пути к Фрейе! Мне самой не довелось воспользоваться этим знанием, но тебе я его успела передать. Вспомни, Моруэнн! – настойчиво повторила леди Рианнон.
– Да, матушка! – улыбнулась Марианна: она вспомнила.
– Просьба к Фрейе очень опасна: она потребует от тебя дар взамен своей помощи. Этот дар может быть и велик, и тяжел! Ты готова?
– Да, – твердо и в полный голос ответила Марианна и выпрямилась, готовая принять все.
Глядя в мерцающие глаза матери, она уверенно положила ладонь на грудь Робина, почувствовала слабеющее биение его сердца и устремилась сознанием вглубь его разума. Ей показалось, что она бредет в кромешной тьме, которую едва рассеивал слабый свет. Вот она – крохотная искра жизни, его угасающее сознание! Марианна взяла ее в ладони, поднесла к лицу и согрела своим дыханием. Искорка отозвалась мерцанием и согрела ответным теплом. Марианна приложила ее к груди, к самому сердцу.
