****
– Сэр Гай велел передать тебе, чтобы ты больше ничего не делал до тех пор, пока не получишь через меня указания от него самого. Ты больше не должен выполнять ни один приказ шерифа. Даже не встречайся с его посыльным. Жди, пока я не дам тебе знать, что нам с тобой надо встретиться.
– Сэр Гай недоволен тем, что я не смог довести дело до конца?
– Нет, не тревожься. Он недоволен, но не тобой, а шерифом – за то, что тот вообще отдал тебе такой приказ, даже не посоветовавшись с сэром Гаем.
– Ты думаешь, сэр Гай отменил бы приказ сэра Рейнолда?
– Я не думаю, а знаю в точности, что отменил бы. Он сам так сказал, когда узнал о том, что произошло. Он уверен, что шериф потребует от тебя других действий и тем самым подставит тебя под удар. Поэтому больше никаких приказов и просьб шерифа, никаких для него сведений о планах кого бы то ни было из Шервуда! Благодаря твоей уловке в Шервуде считают, что избавились от вражеского лазутчика, вот и живи так, словно все закончилось.
– Закончилось! Не очень-то я уверен, что моя уловка полностью рассеяла их подозрения! До сих пор не отменен ни один из приказов, устроживших безопасность Шервуда. Почему бы, если они думают, что теперь Шервуду ничто не угрожает?
– А зачем, если принятые меры укрепили оборону? Я прекрасно понимаю вашего лорда – голова у него светлая и ум расчетливый. Как он сам?
– Выздоравливает. Удивительно, с каким уважением ты о нем говоришь! Не ожидал!
– Ты всегда не отличался умом, братец! Граф Роберт стоит уважения, и сэр Гай тоже относится к нему с уважением, а иной раз и с восхищением, несмотря на всю свою ненависть к нему. Не для передачи сэру Гаю, а только ради моего любопытства – объясни, почему ты не удостоверился в том, что убил графа Роберта, а не ранил?
– Не смог. Его жеребец едва не забил меня копытами, когда я пытался подойти и проверить, мертв он или еще дышит.
– Так ты и с лошадью не смог справиться?
– Не усмехайся, да еще с такой снисходительностью! Это не конь, а адское создание, недаром весь черный, без единого белого пятна! Он и будучи спокойным к себе никого не подпускает, а тут вообще словно взбесился. У меня не хватило времени совладать с ним, надо было возвращаться, пока мое отсутствие не заметили. Да Робин к концу второй ночи почти уже умер, если бы эта светловолосая ведьма колдовством не вернула его к жизни!
– Не называй ее так. Леди Марианна – хорошая женщина. Не затяни ее в жернова вражды сэра Гая и графа Роберта, она могла стать доброй супругой сэру Гаю, и это было бы только всем во благо!
– Это у тебя с головой не все в порядке! Сэр Гай должен благодарить Бога за то, что тот отвел его от брака с ней! Он бы с ней не справился! С ней никому не под силу справиться, кроме Робина! Она точь-в-точь его вороной, который подчиняется только его воле!
– Постой, постой! Они что, снова вместе?
– А ты и сэр Гай ни о чем не знаете? Неужели молва не долетела до Лондона? Только запрет епископа мешает им обвенчаться. Но и епископ не в силах воспрепятствовать рождению их ребенка, которого она носит! Можешь удивить сэра Гая новостями.
– Пожалуй, я повременю передавать ему такие новости – пусть услышит их от кого-нибудь другого! Он пребывает в уверенности, что, хоть они оба в Шервуде, их ничего не связывает. Даже представить себе не могу, как он поступит с тем, кто ему расскажет иное. И пробовать не стану! Что ты на меня так смотришь?
– Джеффри!.. Можно мне уехать с тобой? Прямо сейчас!
– Уехать со мной сейчас? Нет, конечно! Ты хочешь испытать на себе нрав сэра Гая, ослушавшись его воли?
– Не думаю, что это страшнее, чем испытать нрав Робина, если все вдруг откроется.
– Да что с тобой? Ты киснешь прямо на глазах, как молоко в грозу!
– Я боюсь. На меня нападает такой страх, что я не могу смотреть в глаза ни Робину, ни его брату, ни Саксонке. Мне все время кажется, что они по одному моему взгляду догадаются о правде.
– Если ты станешь трусить, то несомненно догадаются! Возьми себя в руки!
– Пытался, не могу. У меня больше нет сил. До тех пор пока я не налетел на тебя с твоими ратниками, у меня все было хорошо. Моя жизнь была простой и честной. Я был одним из них, равный среди равных, мог открыто смотреть всем в глаза и не следил за каждым своим словом, не просчитывал каждый шаг.
– Если бы просчитывал, то не угодил бы в мои объятия! И благодари Бога за то, что это был я, и за то, что сэр Гай внял моей просьбе пощадить тебя!
– Последнее время я жалею о том, что это был ты, и о том, что ты узнал меня. Я был бы мертв, но не терзался бы сейчас ни страхом, ни угрызениями совести.
– Мой непутевый брат вспомнил о совести? А почему сейчас, а не тогда, когда ты стоял перед сэром Гаем и соглашался служить ему? Отказался бы и умер, как теперь о том мечтаешь!
– Ты думаешь, я согласился из страха?
– Нет! Страха у тебя в тот момент не было! Ты согласился потому, что тебе понравилась идея побывать в шкуре лазутчика, узнать, каково это. Ты ведь не можешь жить без острых ощущений! Даже в детстве тебя на кухне ловил повар, когда ты пытался насыпать перца себе в кашу. Тебе все быстро надоедало и становилось пресным и скучным. Так и с твоей жизнью в Шервуде произошло: порезвился, обвык и заскучал. Вот потому ты и согласился. Если бы у тебя было хотя бы представление о совести, ты никогда бы не предал графа Роберта, своих товарищей, не выдал бы леди Марианну. Кто тебя заставлял их подслушивать в апреле, а потом со всех ног бежать ко мне со словами, что у тебя важная новость, которую ты можешь поведать только сэру Гаю? Ты даже не знал, что он приказал мне следить за ней. Тебе просто хотелось посмотреть, с каким лицом он станет тебя слушать. И ты получил тогда большое удовольствие, я помню! Но вот ты побыл лазутчиком, опять обвыкся, только теперь тебе стало не скучно, а страшно.
– Да, мне страшно. И я прошу тебя как брата!
– Не проси! Я помню, что я твой брат, и предпринял все, чтобы на тебя не пало подозрение. А теперь возвращайся и жди, пока я не позову тебя. У тебя нет пути назад. Если ты вздумаешь убежать, сэр Гай не станет тебя искать. Он откроет всю – всю! – правду о тебе графу Роберту, и тот найдет тебя сам. Как ты думаешь, что он с тобой сделает? Поразмышляй об этом на досуге!
Глава четырнадцатая
Робин неслышно открыл дверь и остановился на пороге. От огня, горевшего в камине, по комнате бродили причудливые тени. Набросив на плечи плащ, Марианна сидела лицом к огню и спиной к двери. Она была занята шитьем – иголка проворно мелькала по белой тонкой ткани, прокладывая ровные стежки. Положив на скамью большой сверток, Робин закрыл за собой дверь, прислонился к ней спиной и долго стоял, глядя на склоненную голову Марианны, очерк ее нежной щеки и волны светлых волос, осыпавших ее плечи. Погруженная в свое занятие, такое мирное и домашнее, она ничем не напоминала сейчас воительницу, и Робин мог бесконечно любоваться ею. Но Марианна почувствовала, что она уже не одна, подняла голову и обернулась. Увидев Робина, она просияла улыбкой, отложила шитье и подбежала к нему.
