Открыв глаза, Робин увидел, что Марианна смотрит на него с нескрываемым испугом, и, расхохотавшись, крепко прижал ее к груди.
– Ты напугал меня! – воскликнула она и с притворным гневом шлепнула его по руке. – Я столько раз слышала подобные слова! Неужели и ты не смог бы найти других слов и говорил бы со мной вот так?
– Конечно нет! – отсмеявшись, ответил Робин. – Рассмотрев тебя, я подумал бы, что ты хороша собой, и это отчасти стало бы мне утешением в том, что и я теряю свободу. Потом я спросил бы тебя, как ты желаешь провести время, на которое нас предоставили самих себе.
Марианна на миг задумалась и улыбнулась с явным лукавством.
– Я бы решила узнать, способен ли ты нарушить приличия ради меня. А заодно показать тебе сразу, что я не из кротких и благонравных девиц, которые проводят все свое время за вышиванием церковных покровов.
– Ах вот как? Только что упрекала меня, что я собирался поступиться приличиями и остаться с тобой вдвоем, а теперь сама решила толкнуть меня на какой-то безрассудный поступок!
– Ну, он потребовал бы от тебя смелости, но не чрезмерной! Я бы сказала тебе, что желаю прокатиться верхом, но только вдвоем и без свиты. Согласился бы ты на такое условие?
– Легко и охотно! – без промедления ответил Робин. – Я ведь тоже не люблю провожатых. Тем более если мне выпало счастье поехать на прогулку с такой красавицей, как ты. Итак, леди, располагайте мною, я весь в вашем распоряжении!
– Тогда мы тайком ускользнем из залы и незаметно спустимся во двор замка, – таинственно понизив голос, сказала Марианна. – Только осторожнее, милорд! Если мы попадемся на глаза вашему или моему отцу, пропала наша прогулка! Я бы велела оседлать лошадей… Нет! Приказывал бы ты, а я просто стояла бы рядом, вслушивалась в твой властный голос, и думала о том, что мои страхи, возможно, напрасны. Супружество с тобой, кажется, будет не так уж и тягостно!
– А, леди! – довольно протянул Робин, шутливо дернув Марианну за светлую прядь. – Да ты уже влюбилась в меня! Но, признаюсь, ты мне тоже пришлась по сердцу. Ты отчаянная, отлично держишься в седле, и твой смех начинает пьянить меня. И ты такая красавица! Твои волосы разметались волшебным шлейфом, пока мы мчались верхом головокружительным галопом, глаза засияли как звезды! Но, когда бы мы вернулись в замок, мне пришлось бы пережить немало очень неприятных минут! – и Робин тяжело вздохнул. – Твой отец из вежливости молчал бы, а мой принялся бы сурово распекать меня за легкомыслие.
– Нет! – поспешила вступиться Марианна, словно наяву услышав суровый выговор графа Альрика сыну. – Я бы сказала: «Ваша светлость, не браните лорда Робина! Это я настояла на прогулке, я одна во всем виновата, так пусть все упреки достанутся мне!»
– Тогда отец бы ответил так, – откликнулся Робин и печально улыбнулся: – «Как можно упрекать тебя, юная леди! Я и сам не устоял бы перед любой твоей просьбой». А потом сэр Гилберт пригласил бы нас ужинать.
– Ты ловил бы за ужином мой взгляд? – надменным тоном осведомилась Марианна, и Робин не менее надменно ответил:
– Все может быть.
Не удержавшись, он чистосердечно признался:
– Конечно, ловил бы!
– Ну и напрасно, – с прежним высокомерием ответила Марианна, – я бы совсем не смотрела в твою сторону.
– Ох, леди, не зарекайся! Я бы приложил все усилия, чтобы этого не случилось, – заверил Робин. – Но как бы долго ни тянулся ужин, он наконец бы закончился. И я – совершенно официально – попросил бы у твоего отца разрешения проводить тебя до дверей твоих покоев.
– А потом? У дверей? – поинтересовалась Марианна.
– Признался бы, что хочу поцеловать свою невесту.
– О, я бы ничего не поняла и протянула бы тебе для поцелуя руку! – уверила его Марианна.
– Ах ты, лисица! – с неподдельным негодованием воскликнул Робин и тут же коварно улыбнулся: – В таком случае я не стану целовать твою руку, а просто пожму ее и очень холодно кивну на прощание. Потом повернусь и уйду.
– Это слишком жестоко! – огорченно воскликнула Марианна и возмущенно посмотрела на Робина, словно он так и сделал: – Ведь я не смогу уснуть всю ночь, если ты так сухо простишься со мной!
– Почему? – спросил Робин, внимательно глядя на Марианну.
– Потому что ты понравился мне, – тихо призналась она.
– И ты мне очень понравилась, – признался он в ответ, – но что же мне делать, если ты со мной холодна?
Секунду подумав, она спросила:
– А если я подставлю тебе для поцелуя щеку, ты будешь не так суров?
– Пока это ты сурова со мной, – улыбнулся Робин, – но я все же сумел добиться от тебя маленькой уступки! Подставляй щеку!
Марианна так и сделала, и Робин дотронулся губами до ее щеки.
– Вот так девушки и забывают о чести! – закрывая глаза, прошептала Марианна, потершись затылком о плечо Робина.
– Нет! Так девушка вверяет свою честь мужчине, – шепнул Робин, скользя губами по ее щеке и подбираясь к губам Марианны. – Может быть, ты окончательно смилостивишься и позволишь мне поцеловать тебя иначе, по-настоящему?
– А тебе нужно мое позволение? В той жизни ты чересчур почтителен!
Она подставила нежные губы его губам. Он обнял ее, притянул к себе и долго целовал.
– Вот так примерно и состоялась бы наша встреча! – сказал он, когда поцелуй оборвался.
– Если бы твой отец не погиб, – с грустью откликнулась Марианна.
Робин долго молчал, обнимая Марианну, и смотрел в огонь.
– Но он погиб, – эхом слетело с его губ. – Отец был слишком независим и горд, обладал несгибаемой волей и никогда не отступал от того, что считал правильным. Потому он и вызывал такую ненависть у своих врагов. Став старше, я понял, что отца все равно убили бы – рано или поздно! И он был всегда один, Мэри. Остальные – даже те, кто любил его и был предан ему, – только ждали от него помощи и защиты. А одному очень трудно противостоять врагам.
«И ты такой же! – подумала Марианна. – И так же, как твой отец, один противостоишь всему темному и злому».
– Я не один, – сказал Робин, угадав мысли Марианны. – Даже если бы со мной не было рядом друзей, у меня все равно оставались бы ты и Вилл.
****
Когда гости, оживленно переговариваясь, потянулись обратно в трапезную, Мартина, отстав от всех, ускользнула в купальню. Там она устроилась у очага, в котором продолжал гореть огонь, разведенный для того, чтобы согреть воду для купания Марианны перед брачной ночью. Мартина смотрела на огонь и видела перед собой Робина, вновь и вновь вспоминая, как он закрыл дверь, отгородив себя и Марианну от всего остального мира.
Ей казалось, что она смирилась и даже успокоилась. Но сегодня, когда она слушала, как он произносит слова брачного обета, который навсегда связывал его с другой, любовь к нему вспыхнула в сердце острой горячей болью. Она улыбалась и танцевала, но сейчас эта боль стала такой нестерпимой, что сил улыбаться и дальше уже не осталось. За что она оказалась обреченной на эту вечную муку? Что сделала, чтобы заслужить такое наказание? Низко склонив голову, Мартина закрыла лицо ладонями и беззвучно расплакалась.
