И вот не прошло и считаных месяцев со дня свадьбы, а он уже начал тяготиться обществом жены. У него не было претензий к Беатрис. Она была довольно красива, благонравна и кротка, для женщины неглупа, влюблена в него так, что это было заметно всем и каждому. И при всех своих достоинствах – не мила ему до зубовного скрежета. Ее вина заключалась только в одном: Беатрис не была Марианной. Когда он смотрел в ее карие глаза – видел серебро больших светло-серых глаз. Когда она расчесывала при нем копну длинных каштановых кудрей, ему казалось, что гребень превращает их в светлую россыпь. И, следя за движением гребня, он почти верил в то, что сейчас она обернется, и он улыбнется в ответ улыбке Марианны. Но она оборачивалась, чувствуя на себе его взгляд, и он снова видел перед собой всю ту же Беатрис.
Она в такие минуты растерянно смотрела на горячо любимого мужа, не понимая, почему он угасает и лицом, и взглядом, едва лишь повстречавшись с ней глазами. По ночам, когда они завершали исполнение супружеских обязанностей, она льнула к нему, пытаясь обнять и устроиться головой у него на плече, а он отстранял ее. И все, на что у него хватало сил, – отстранять ее вежливо, словно этого отчуждения после близости от него требовало соблюдение приличий, а не грубо, как ему хотелось иной раз, когда она пыталась проявить настойчивость. Едва жена засыпала, он бессонными глазами смотрел на полог кровати и безмолвно жаловался Марианне: «Ты бы никогда не наскучила мне! Я всегда искал бы твоего общества, спрашивал твоих советов, не выпускал бы тебя из объятий, сам засыпал бы ночью на твоем плече. Как же ты могла?! Как ты посмела предпочесть его, а меня отвергнуть?»
Волна холодного гнева омыла его при мысли о лорде Шервуда. Роберт Рочестер! Тебе всегда и все давалось легко и невзначай! Графский титул ждал тебя не за какие-то особые заслуги, а просто по праву рождения. Там, где другим приходилось прилагать немыслимые усилия, ты шутя достигал цели. Вот так же, без видимых трудов, ты в совершенстве овладел ратным искусством. Одним случайным взглядом ты добивался всеобщего слепого обожания и поклонения. Так и сердцем Марианны, путь к которому он, Гай, прокладывал долго и кропотливо, ты завладел стремительно, завоевав его за считаные дни. Ты недолго думал о том, что ради нее самой тебе следовало избегать встреч с ней. Нет! Ты же всегда был уверен в своей правоте, таким и останешься впредь!
Непонятно к чему он вспомнил минувшие дни, когда он, случайно прознавший о круге Посвященных Воинов и проникшийся мыслью о том, что войти в этот круг – большая честь, решился узнать больше от Робина, который входил в это сообщество. Робин уже тогда лишился всех владений и неприметно жил в Локсли. Он случайно обнаружил, что новый граф Хантингтон, в чьей смерти было уверено все королевство, на самом деле жив. Гай дал слово чести, что не выдаст убежища Робина, и долго был верен данному слову. Ему даже показалось, что Робин наконец проникся к нему искренней дружбой. Но только показалось. Когда он расспрашивал Робина об обряде посвящения как будто из любопытства, тот не стал отмалчиваться, отвечал, лишь изредка бросая на него взгляды, свидетельствовавшие о том, что для Робина не осталось тайной его действительное желание. На последний вопрос, заданный в лоб, Робин ответил, что его найдут, если сочтут достойным для посвящения. Он долго ждал, пока не узнал от аббата из Ярроу, что Рочестеры из поколения в поколение возглавляли Воинов, хранивших Средние земли. Поскольку граф Альрик погиб, постольку все полномочия перешли к Робину, в том числе и решать, кто достоин посвящения, а кто нет.
– И ты решил, что я недостоин. Недостоин настолько, что ты даже не ответил мне прямым отказом!
И он отмахнулся от данного им слова чести, открыл сэру Рейнолду, что молодой граф Хантингтон жив, указал место, где скрывался Робин, настроил много хитроумных планов: завлечь Робина в западню, убедить жителей селения выдать его, уничтожить само селение. Из всех этих замыслов осуществился только последний, и то не просто. С каким удовлетворением он слушал глашатаев шерифа, которые зачитывали написанные им же слова об объявлении его врага под именем Робин из Локсли вне закона!
И что в результате? Из никому неизвестного изгоя его враг за считаные месяцы превратился в лорда Шервуда, сам определил границы своей лесной резиденции и несколькими беспощадными ударами отбил желание их нарушать. И уже в новом статусе он стал твердой рукой наводить в Средних землях свои порядки, подрубая на корню дерево законной власти одним своим существованием в качестве лорда Шервуда. Власть и силу перестали бояться, зная, что есть большая сила и власть, у которой можно искать спасение и защиту.
Лорд Шервуда бесцеремонно вмешивался в правосудие, если не считал подсудимого виновным и заслужившим наказание. Чем больше людей Гай призывал к ответу, тем быстрее Робин пополнял свою армию. Их противостояние дошло до того, что он вынужден был выбирать окружные дороги, избегая тех, что пролегали через леса, а Робин появлялся повсюду, даже в Ноттингеме, и не особенно заботился остаться неузнанным. Ведь где бы он ни появился, его встречали только что не криками приветствий, словно королевскую особу! Даже прошлой зимой на турнире, когда он забрал из рук Марианны серебряную стрелу, даже тогда знатная молодежь пришла в совершенный восторг от его дерзкого поступка.
Власть, сила, всеобщее поклонение и уважение, любимая женщина – Робин отобрал у него все, к чему он сам стремился. Вот и весь результат: его враг одержал над ним победу.
Ему впервые вдруг пришла в голову мысль: что если бы он не стал ждать Робина, а сам вызволил Марианну и забрал ее из караульной, как она его умоляла? Забрал, отвез в свой замок и выходил бы ее, помог снова обрести достоинство. Может быть, тогда она наконец ответила бы ему долгожданной любовью? Вспомнив ее такой, какой он нашел ее в караульной, – истерзанный комок, судорожно кутающийся в плащ, наброшенный на нее Джеффри, с измученными запавшими глазами, в которых не осталось ничего, кроме отчаяния, Гай в изнеможении закрыл глаза. Эта солома в ее волосах и пропитавший помещение караульной густой запах потных тел! Комок омерзения снова подступил к его горлу. Глупая мысль: он даже сейчас ничего не мог с собой поделать, чтобы преодолеть отвращение. Но все равно он чувствовал себя так, словно тогда, в конце апреля, перехитрил себя самого.
Вернувшись в свой замок, кого он там найдет? Предстоящая встреча с супругой не доставляла ему ни малейшей радости. Сердце согревало только воспоминание о беззаветно преданной ему молодой и пригожей служанке, с которой он несколько лет состоял в любовной связи и даже прижил с ней сына, отданного на воспитание в приемную семью. Смышленый и шустрый мальчик, но бастард! Вот крохи, оставшиеся ему благодаря Робину, всегда и во всем опережавшего его.
Гай криво улыбнулся, вспомнив, как намереваясь жениться на Марианне, он хотел отстранить от себя и любовницу, выдав ее замуж. Теперь он решил, что ради Беатрис не станет приносить подобную жертву.
– Милорд!
Он поднял голову и ничего не выражающим взглядом посмотрел на слугу, который застыл на пороге.
– К вам сэр Роджер!
Не успел Гай ответить, как Лончем вошел в его покои.
