– Не спишь? – мрачно спросил он. – Тогда давай выпьем по кубку вина, раз ты все равно не спишь.
Поднявшись из-за стола так, словно ему это стоило немалых сил, Гай сделал приглашающий жест в сторону стульев, стоявших возле камина. Безмолвно приказав слуге оставить их одних, он сам наполнил вином два кубка и подал один Лончему. Они пили вино и молчали.
Глядя в огонь немигающим взглядом, Лончем медленно сжал руку в кулак, не замечая, как расплющил опустевший кубок.
– Я погорячился! – негромко воскликнул он.
– И впрямь погорячился! Если не успокоишься, то переведешь всю посуду в этом замке! – усмехнулся Гай.
Он подошел к Лончему, вынув из сжатых пальцев растерзанный кубок, бросил его в огонь и подал взамен другой – целый и полный вина.
– Что? – Лончем вскинул голову и посмотрел на Гая. Заметив плавящиеся в огне останки испорченного кубка, он мрачно усмехнулся и небрежно махнул рукой: – Нет, я не о кубке. Я думал о леди Марианне. Однажды уже говорил и сейчас повторю: не надо было так поступать с ней! Я мог забрать ее в Лондон. Со временем она бы смирилась, и я, наверное, все же обвенчался бы с ней.
Гай выразительно покривил губы:
– Взял бы в жены девушку, утратившую чистоту до венца?
– Да, – твердо сказал Лончем, отвечая ему прямым тяжелым взглядом. – В конце концов, она не первая и не последняя, с кем это случилось. При дворе принца было немало таких историй, и далеко не все они заканчивались скандалом и возвращением новобрачной родителям, которые не углядели за чистотой невесты.
– О, какую страсть она тебе внушила! – рассмеялся Гай. – Но в одном ты ошибаешься: она бы никогда не смирилась. Особенно узнав, что смерть ее отца – дело рук твоих наемников. Если бы ты забрал ее в Лондон, то получил бы в своем доме такую мстительницу, что я и ломаного пенса не дал бы за твою жизнь!
– Что ж, гибель ее отца и впрямь на моей совести. А что бы она сказала, узнай, что это ты надоумил меня нарядить моих людей так, чтобы их приняли за шервудских разбойников? – и Лончем пристально посмотрел на Гая. – Признайся, ведь ты знал, кто был ее возлюбленным, когда выдал мне ее тайну!
– Возлюбленный! – повторил Гай, копируя его интонацию. – Каким романтичным слогом ты вдруг заговорил! А в апреле у тебя для них обоих нашлись совсем иные слова, которые в обществе и повторить непристойно. Вспомни, в какое бешенство ты пришел, когда я тебе рассказал о ней! Ты ведь, помнится, хотел убить ее?
– Да, хотел. Пока не услышал от тебя, как бы ты поступил на моем месте, и я обошелся с ней так, как ты говорил!
– А, выходит, я виноват в том, что ты подарил ее своим ратникам? – с иронией осведомился Гай. – Толкнул, так сказать, тебя под руку! Может быть, и ее отца убил я, чтобы он не мешал чинить насилие над дочерью? Может быть, это вообще не ты, а я изнасиловал ее, едва она объявилась в замке?
Их взгляды скрестились, словно клинки, и Лончем первым отвел глаза в сторону.
– Нет, все, что я сделал, сделано мной. Но сейчас я бы поступил иначе, даже если бы слушал тебя снова.
Они пили вино в глухом молчании, пока Гай не сказал с обычной усмешкой:
– Помнишь, Роджер, наш разговор вечером, когда ты впервые увидел ее? Ты сказал тогда, что тебя интересует ее тело, а не душа. Судя по всему, ты изменил свое мнение, и теперь тебя заинтересовала и ее душа. Иначе к чему бы твои сожаления?
– А твои? – резко спросил Лончем, посмотрев на Гая. – Ты ведь тоже думал о ней, когда я пришел к тебе? Не отпирайся, думал. Ты и ушел потому, что не мог справиться с собой. Я видел, как тебя всего перевернуло, когда мой кузен и сэр Рейнолд рассказывали о ней и графе Хантингтоне! Хотел бы я на него взглянуть и понять, что он собой представляет!
– Опасное для тебя желание! – хладнокровно ответил Гай. – Лорд Гесберт прав: ты сильно рискнул, вернувшись туда, где тебя ждет беспощадная месть Рочестера. Но ты сможешь встретиться с ним совсем скоро и так, что он ничем не сумеет повредить тебе.
– Ты в самом деле придумал план, как изловить его? И уверен, что план удачен?
Гай кивнул.
– Я не намерен подобно сэру Рейнолду сидеть сложа руки и жалобно морщиться при известиях о новых дерзких вылазках лорда Шервуда, – сказал он и тяжело вздохнул. – А я ведь помню, каким был сэр Рейнолд всего лет десять назад! Мой отец был с ним очень дружен. Но похоже, что участие в заговоре против графа Альрика стало последним решительным поступком нашего шерифа. С сыном покойного графа сэр Рейнолд не сумел справиться, как ни старался.
– Ты был бы на месте шерифа куда более уместен! – заметил Лончем, испытующе глядя на Гая.
– Уверен в этом, – бесстрастно ответил тот.
– Тогда в чем же дело? Тебе нужна помощь?
– А зачем, Роджер? – улыбнулся Гай и сказал со всей откровенностью: – В моих руках и так вся полнота власти, зато ответственность за состояние дел несет сэр Рейнолд. На его месте я бы давно уже настоял на передаче мне должности шерифа, а не надувал бы зоб с неоправданной важностью! Особенно сейчас, когда возвращение короля только вопрос времени благодаря помощи, оказанной Пембруку моим давним другом Рочестером!
Помрачнев, он прошептал проклятие и вдруг рассмеялся:
– Самое забавное, Роджер, что Рочестера тоже устраивает сэр Рейнолд на месте шерифа! Я долго ломал голову над тем, почему наш шериф в меньшей опасности от шервудских стрел, чем я. Он даже побывал в плену у разбойников и вернулся из леса живым и невредимым. Так, чуточку униженным. А ведь он поспособствовал и падению рода Рочестеров, и гибели прежнего графа Хантингтона. Но потом я понял: новому графу не нужен сильный шериф, а сэру Рейнолду молодой Рочестер не по зубам, и того вполне устраивает такое положение дел.
– Ты давно знаешь его?
– Сколько себя помню, и сколько знаю, столько же ненавижу!
– Чем же он вызвал у тебя такую ненависть? Из твоих рассказов о нем я вынес впечатление, что он тебя заботит куда больше, чем ты его. А сегодня ты просто пел ему осанну! Как это ты его назвал? Рыцарь Света? – усмехнулся Лончем.
– Конечно, ему до меня нет дела! Пока нет. Граф Хантингтон не так-то просто снисходит до общения с теми, кто равен ему по рождению, – со скрытой яростью сказал Гай. – Водить дружбу с чернью, забыв при этом о графском достоинстве, ему куда больше по вкусу! Подожди, увидишь его и сам поймешь, в чем причина. Узнаешь, как он умеет дать понять, что он неизмеримо выше тебя, а ты для него – жалкий червь для орла, парящего в поднебесье. Эта улыбка, которой он уничтожает тебя! Этот взгляд, которым он смотрит сквозь тебя! Это его самолюбование: ему нет дела до правил, установленных властью и обществом!
– Что за приказ ты отдал своему ратнику, когда он сообщил тебе о встрече Маршала и Рочестера? – перебил его Лончем, понимая, что Гай может слишком долго говорить о лорде Шервуда.
