После минутного размышления Марианна сказала, глядя в глаза Вилла:
– Ты ведь был обвенчан с ней. Значит, при венчании обещал Элизабет любить и беречь ее. Если ты потом и не говорил о любви, то в церкви ты все равно признался в ней.
По губам Вилла пробежала грустная усмешка:
– Брачные обеты! Слова, сложившиеся в ритуальные фразы за много веков. Их говорят все брачующиеся, едва ли задумываясь о смысле этих слов.
– Но не ты! – с глубокой убежденностью возразила Марианна. – Я уверена, что ты говорил то, что чувствовал, и Элизабет не могла не заметить этого!
– Ты уверена! – повторил Вилл, не сводя с Марианны задумчивого взгляда. – Уверена, хотя знаешь меня от силы четыре месяца. Любопытно, Саксонка! Ты сейчас, сама того не подозревая, очень многое в себе открыла для меня.
– Что например? – не поняла Марианна.
– То, что ты веришь в эти слова и не считаешь их обычным условием обряда венчания, – усмехнулся Вилл.
Стремясь избежать продолжения разговора о себе самой – а взгляд Вилла из задумчивого стал острым и испытующим, как тогда, когда он пожелал узнать, почему она закрыла Робина от стрелы, – Марианна спросила:
– Как Элизабет оказалась дома, если ты отправил ее из Локсли и был уверен в том, что она в безопасности?
Взгляд Вилла утратил опасную остроту. Он болезненно поморщился и глубоко вздохнул:
– Она всегда слушалась меня, никогда не шла против моей воли. Но в тот день подруга уговорила ее не уезжать далеко от селения, остаться на окраине леса: вдруг кого-то из нас ранят и понадобится помощь. Безрассудная затея! Даже если бы так и случилось, они ничем не смогли бы помочь, не сунувшись в самое пекло сражения. Но Лиз поддалась на уговоры и впервые в жизни ослушалась меня. Они остались, и для них это плохо закончилось: они нарвались на ратников, которые брали селение в кольцо.
Марианна поняла, кто был подругой Элизабет, – она хорошо помнила рассказ Джона.
– Увидев двух молодых и совершенно беззащитных женщин, ратники решили помедлить с выполнением приказа сэра Гая и немного развлечься. Элизабет удалось вырваться от них, и она погнала повозку обратно, куда возвращаться было нельзя. Но там был я, наш дом, а Лиззи, увидев, что ратники делают с подругой, наверное, пришла в полное отчаяние, – тихо говорил Вилл. – Трое ратников бросились за ней в погоню. Она успела вместе с детьми вернуться домой, закрыла дверь и даже заставила ее изнутри сундуком, чтобы ратники не смогли ворваться внутрь. Конечно, они без труда справились бы с дверью, но им пришла в голову другая затея. Они заперли дверь снаружи и подожгли дом. Элизабет оказалась в ловушке. Ох, как же часто я думал о том, что лучше бы она осталась с подругой в лесу!
Вилл замолчал, устремив вдаль взгляд жестко прищуренных глаз. Марианна, услышав последнюю фразу, с неверием посмотрела на Вилла и дотронулась до его руки. Он обернулся к ней и вопросительно приподнял бровь.
– Ты понимаешь, чем бы для нее обернулось промедление? .
– Конечно! – с горькой усмешкой ответил Вилл. – И я знаю, чем для нее обернулось бегство.
– И если выбирать, неужели бы ты выбрал для нее… – Марианна не договорила, замолчала, не сводя глаз с янтарных глаз Вилла, в которых полыхнул яростный огонь.
– Я выбрал бы для нее жизнь, и принял бы Элизабет любую. А ты уверена в том, что возможно иначе?
По его взгляду она поняла, что он вновь сумел из ее слов узнать что-то о ней самой. К счастью для Марианны, она оказалась избавленной от необходимости отвечать: к ним торопилась Кэтрин.
– Вот вы где! Пора за стол! Все собрались, только вы пропали.
Вилл вскочил на ноги и подал руку Марианне. Увидев, как они вместе вошли в трапезную, Джон выразительно толкнул локтем сидевшего рядом с ним Робина. Но Вилл, отвернувшись от Марианны и словно забыв о ней, занял свое место по правую руку Робина, а Марианна ушла за другой стол и села возле Клэренс.
Когда Алан и Элис заняли место во главе стола, Статли поднялся с кубком в руке и, подождав, пока все смолкнут, громко и торжественно провозгласил:
– Алан, тебе досталась в жены замечательная девушка! Как твой самый близкий друг, я желаю тебе не огорчать Элис большим количеством ран, редкими подарками и слишком поздними возвращениями!
– Объявим по всему графству, что Алан по случаю женитьбы теперь будет ночевать в своей постели, – фыркнул Вилл, – а потому все, кто желает отдать Алану серебро и даже золото, должны ждать до утра и не беспокоить его по ночам, если не хотят иметь дело с его женой.
За столами грянул хохот. Статли тяжело вздохнул и с укором посмотрел на Вилла:
– Опять не удержал свой язык? Видит Бог, иной раз я понимаю отца Тука, когда он обещает его отрезать!
Вилл, посмеиваясь, склонил голову, всем видом выражая самое искреннее раскаяние.
– Теперь я сбился с мысли, – проворчал Статли, – и пусть молодые поблагодарят за это Скарлета. Ладно! Алан, Элис, мы пьем за ваше здоровье. Да пребудут с вами вовек любовь и согласие!
И он в несколько глотков осушил кубок под одобрительные возгласы стрелков.
– Вот самая славная застольная речь из тех, что мне доводилось слышать! – рассмеялся Робин и, когда опустевшие кубки вновь наполнились вином, встал, подняв свой кубок: – Здоровье храброго Алана и прекрасной Элис! Пусть их союз будет долгим, а потомство – многочисленным и крепким!
Пожелание лорда Шервуда было подхвачено другими стрелками, и даже Алан, не говоря уже о смутившейся Элис, покраснел от напутствий, посыпавшихся на новобрачных. По мере того как увеличивалось количество выпитых кубков, за столами усиливался шум голосов. Алан, не обращая внимания на царившее вокруг веселье, обнял Элис и что-то нашептывал ей, а она не сводила с него любящих и счастливых глаз. Кэтрин затеяла перемену блюд, Мартина принялась помогать ей, а Клэренс остановил Вилл. Склонившись к сестре, он шепнул несколько слов, от которых Клэренс разрумянилась и, благодарно посмотрев на старшего брата, поспешила встать из-за стола и заняла его место между Статли и Робином. Статли тоже оживился и забыл обо всем, когда нежная и тонкая рука Клэренс невзначай легла на стол рядом с его рукой.
Отослав этой уловкой сестру, Вилл сел рядом с Марианной, наполнил ее и свой кубок и, повернувшись к Марианне, посмотрел ей в глаза:
– Откровенность за откровенность, Саксонка?
– Что ты хочешь узнать? – спросила Марианна, принимая от него кубок.
– Историю твоего клейма, – сказал Вилл, пристально глядя на нее – побледневшую от его вопроса.
Марианна хотела ответить резкостью или промолчать: слишком часто упоминалось сегодня ее клеймо. Но янтарные, источавшие солнечный свет глаза Вилла были полны напряженного ожидания. В них не таилось и тени обычной иронии. И Марианна поняла, что ее ответ почему-то очень важен для Вилла.
