Марианна представила, что должен был чувствовать Гилберт – раненый, избитый и связанный, когда на его глазах убивали мать, когда он слышал крики любимой, которую насиловали при нем, и не мог помочь ни одной ни другой. Эти чувства с такой силой передались ей, что она заскрипела зубами от ненависти.
Она вспоминала слова, однажды сказанные ей Робином: «Мы сделали свой выбор и не можем жаловаться, потому что знали, на что идем. Мы хотели не только куска хлеба и крыши над головой. Мы жаждали познать вкус свободы. Эта жажда передалась нам с кровью отцов и молоком матерей. Мы хотели искренних сильных чувств и, однажды изведав их, уже не могли отказаться и вернуться к обыденному существованию. Наш выбор был сделан. Но придет время, и платить за него надо будет самой дорогой ценой».
Теперь она знала, как придется платить. Гилберт и Тереза уплатили эту цену всего за один месяц счастья. Готова ли она сама так рассчитаться за счастье быть рядом с Робином? Она знала, что готова: иной жизни – без Робина – она для себя не мыслила. Но что если с ним случится беда? Он обещал ей, что рядом с ней он станет многократно сильнее и неуязвимее, и она верила его словам безоговорочно. Но сегодня ее ум и сердце смущало одно: уязвимость Робина была заложена в нем самом – в его строгом следовании собственным принципам, в то время как враги лорда Шервуда не имели принципов вовсе.
Он вернулся на рассвете, насквозь промокший под холодным ночным дождем. Марианна проснулась, услышав тихий скрип двери. Робин устало сложил с себя оружие, сел на край постели и долго сидел, уткнувшись лбом в сомкнутые руки. Она дотронулась до его колена, он искоса посмотрел на нее и спросил:
– Сейчас проснулась? Или ты совсем не спала?
– Сейчас, – ответила Марианна.
Она поднялась с постели, достала для него сухую одежду и полотенце. Он молча взял и то и другое и ушел в купальню. Когда он вернулся, его лицо оставалось таким же усталым, словно теплая вода совсем не оказала на него расслабляющего и освежающего действия. Пока его не было, Марианна успела согреть вино, добавила в него мед и пряности и поставила перед Робином дымящийся кубок. Он сел за стол и долго пил вино так, словно все его тело сковала неимоверная усталость и каждый глоток требовал усилия. Марианна смотрела на него и ясно видела, что он очень утомлен, но не телом, а душой, которую переполнила горечь происходящего в Шервуде. Если он и чувствовал ее взгляд, то ничем не показывал этого, глядя в огонь камина потемневшими глазами.
Пытаясь придумать, как избавить его от этой горечи или хотя бы умерить ее, Марианна вспомнила уроки своей бабки. Для леди Маред никогда не имел значения возраст внучки, она всегда говорила с ней как с равной, хотя Марианне в те времена едва минуло восемь лет. «Мужчина, как правило, смотрит жизни в лицо. Посвященный Воин, которому ты предназначена, делает это всегда, не уклоняясь, не отворачиваясь, – так велит его долг. Поэтому он принимает все, что дает ему жизнь, – и радость, и горе. Если горя накопится много, – а мало его не будет, поверь! – оно, словно яд, начнет подтачивать его силы. Но сам воин не может избавиться от горечи, которую он впитал и накопил в себе. Помочь ему должна ты, его женщина, – говорила леди Маред. – Только ты в силах забрать у него все, от чего ему надо освободиться, чтобы жить дальше». – «Как же сама женщина? – спросила ее Марианна. – Разве для нее не вредно то, от чего она избавляет мужчину? Ведь если это сродни яду, то однажды его накопится столько, что она умрет!» – «Я научу тебя забирать и научу, как очищаться самой. Это твоя часть знаний, а не его», – ответила леди Маред. – «Но как же с обычными женщинами, которые не владеют нашими знаниями? – продолжала допытываться Марианна. – Они умирают?» Леди Маред рассмеялась и погладила внучку по голове: «Нет, Моруэнн. О них, как, впрочем, и о тебе, заботится Луна, которая очищает женщину и освобождает от яда вместе с малой толикой крови».
Допив вино, Робин разделся и лег в постель. Марианна подбросила дров в камин и, подойдя к постели, провела ладонью по плечам, стряхивая бретельки сорочки. Робин молча смотрел на нее, и в его глазах не было ни тепла, ни нежности. Переступив через сорочку, упавшую на пол, Марианна, глядя Робину в глаза, развела в стороны руки и сделала пальцами ограждающие от зла знаки. Потом она откинула покрывало и легла рядом с Робином, не сводя с него глаз, в которых горел глубинный огонь тайного призыва.
В ответ на ее взгляд он вскинул ладонью ее подбородок и прижался губами к ее губам. Он целовал ее жадно и молча, сжимая ее плечи с почти грубой силой. Требовательное скольжение его ладони – и бедра Марианны распахнулись для него. Властно подчиняя ее своим желаниям, он не сказал ей ни единого ласкового слова, но Марианна и не ждала от него обычной нежности. Она приняла его и беспрекословно позволяла ему делать все, что он хотел. Призвав свои силы, она вытягивала из его души разъедающую холодом боль, наполняя взамен теплом – всем, на которое было способно ее любящее сердце. Когда из его груди вырвался вздох облегчения и он замер, склонив голову над ее лицом, они посмотрели в глаза друг другу.
– Замучил тебя? – тихо шепнул Робин.
– Немного, – призналась Марианна.
– Спасибо тебе, милая!
Его пальцы уже с нежностью провели по ее щеке, безмолвно извиняясь перед Марианной за недавнюю требовательность, граничившую с грубостью. Марианна молча поцеловала его ладонь в знак того, что у Робина нет причин извиняться. Она хотела встать с постели и попыталась снять с себя его руку, но он не позволил.
– Куда ты?
– Рассвело, родной! Пора приниматься за дела.
Он посмотрел на нее и тихо попросил:
– Побудь со мной, пока я не усну.
Она на миг согласно сомкнула веки, и он, признательно улыбнувшись, лег головой ей на грудь. Она положила ладони поверх его головы и поцеловала Робина в затылок.
– Спи, любимый, – прошептала Марианна, – и пусть твои сны будут спокойными, омоют тебя новой силой и сохранят твою чистоту.
– Я люблю тебя, милая, – ответил Робин, крепко обнимая руками ее стан. – Когда я усну и ты покинешь постель, не забудь сама пройти обряд очищения – слишком много отравы ты от меня забрала. На силу Луны не надейся: тебе она не поможет.
Прежде чем Марианна успела спросить его о последних словах, он уже крепко спал.
Глава одиннадцатая
Праздничный день в Рэтфорде выдался солнечным и теплым. Осень радовала теплом, весь сентябрь и первую половину октября было ясно, словно лето медлило и медлило прощаться и уступать место осенней непогоде.
Робин и Марианна отправились в путь ранним утром. Пока они ехали по лесным тропинкам, с удовольствием вдыхая прохладный свежий воздух, напоенный горьковатыми запахами сплошь пожелтевшей листвы, Марианна призналась, что не ожидала поездки на праздник.
– После того что случилось, я была почти уверена, что ты передумаешь. И я бы поняла тебя и не стала обижаться.
– Я ведь обещал тебе, а данное слово надо держать! – рассмеялся Робин и, перегнувшись в седле, поцеловал Марианну. Но потом, став серьезным и неулыбчивым, сказал: – Вот только обратно в Шервуд мы вернемся не одни, а вместе со стрелками, которые тоже решили побывать в Рэтфорде.
