— Сконе? Мне там всегда нравилось, — сказала Бьянка.
Чёпинге мы выбрали отчасти по финансовым соображениям и в какой-то мере из-за работы. Во-первых, цены на недвижимость там оставались вполне подъемными, а во-вторых, я потерял работу в Стокгольме, а школа в Чёпинге искала учителя физкультуры.
Со Стокгольмом нас больше ничего не связывало. Родители умерли, работы не было. Мои старые друзья жили в Гётеборге, а Бьянка уже давно почти не общалась со своей сестрой. Мы стали родителями, так или иначе надо было что-то менять, вступать в новую фазу. Почему бы не сделать это на новом месте?
Это было что-то вроде приключения. Сжечь мосты и начать все сначала.
И мы поехали смотреть дом в сконской глубинке к западу от Лунда, о существовании которой я не подозревал все мои сорок лет. В доме было все, что нужно, и даже больше. Бьянка часто повторяла, что главное — планировка, а не число квадратных метров. Она понимала все тонкости — десять лет работы риелтором не прошли даром.
— Возможно, понадобится поменять пороги, но, согласитесь, у дома есть все шансы стать домом мечты, — сказал нам маклер.
Бьянка согласилась.
— А как соседи? — спросила она.
— Никаких проблем, — засмеялся маклер.
Он, наверное, подумал, что она пошутила.
— Все здешние жители — простые, скромные люди.
В машине Бьянка положила руку мне на бедро:
— Ну что, делаем первый взнос?
Дом ей очень нравился. Конечно, надо поменять кухню, покрасить стены и отциклевать в гостиной паркет в елочку. У пожилого мужчины, который жил в доме раньше, была жесткошерстная такса, которая поцарапала пол. Собаку похоронили под едва заметным деревянным крестом где-то в глубине сада. Сам хозяин таксы умер несколько месяцев назад, и его, как заверил маклер, похоронили не на участке, а где-то в другом месте.
В общем, в первые выходные после праздника летнего солнцестояния в нашей новой гостиной уже стояли коробки с вещами. В детских я скотчем прикрепил на окна простыни, пока мы не поменяем жалюзи.
— Нам здесь будет хорошо, — сказала Бьянка и обняла меня на маленькой деревянной лестнице за стеклянной дверью в сад.
— Тут так тихо, — сказал я. — Слышишь?
Ни проезжающих машин, ни голосов — только ветер шелестит листвой.
Ночью мы занимались любовью, как раньше, еще до рождения детей, такого у нас не было целую вечность. Новая эра. Новый дом, новое место, новый воздух.
Бьянка громко застонала. Закрыла изумрудно-зеленые глаза.
— Детей разбудишь! — прошептал я в ее потную шею.
— Ну и пусть, — выдохнула Бьянка.
— А если соседей? — рассмеялся я.
На следующий день, когда мы все играли в саду в пятнашки, Белла споткнулась и упала. Я подул ей на колено и убрал с него травинку.
— Пластырь, — заканючила Белла.
Я пошел в дом рыться в коробках, а Бьянка и дети продолжили играть. Я перерыл половину нашего имущества, но ничего не нашел и вернулся в сад слегка раздраженный. У калитки стояли новые соседи. Жаклин и ее сын.
— Извините, если побеспокоили. Мы только хотели поздороваться, — сказала Жаклин.
Из-за дома выбежали Белла и Вильям, Бьянка их догоняла.
— Запятнала! — крикнула моя жена. — Теперь Вильям!
Она заметила гостей только после того, как я кашлянул.
— Ой! — воскликнула она с улыбкой и остановилась рядом со мной.
Вильям ее тут же запятнал.
— Это Жаклин и Фабиан, — сказал я. — Они живут в пятнадцатом доме.
Бьянка поздоровалась, а Жаклин протянула пакет с коричными булочками:
— Они из супермаркета, сама я, увы, пеку плохо.
— Не стоило, что вы… — произнесла Бьянка.
Жаклин улыбнулась.
— А почему вы говорите «запятнала»? — спросил Фабиан.
На нем были те же штаны на подтяжках, застиранная футболка и кепка с логотипом «БМВ» — сильный контраст с платьем Жаклин, открытым, блестящим и почти прозрачным.
— Потому что это так называется, — ответил Вильям. — Игра в пятнашки.
Фабиан посмотрел на него как на дурака:
— Она называется «догонялки».
— Она может называться по-разному, — заметила Жаклин.
Я подтвердил:
— Когда я был маленький, мы говорили «ловитки».
Фабиан посмотрел на меня так же, как только что смотрел на Вильяма.
— Ну, не будем вам больше мешать, — сказала Жаклин.
Я сказал, что они не мешают.
— Вы будете здесь что-нибудь менять? — спросила она, обводя взглядом сад.
— Думаю, да, — ответил я. — Но это подождет до следующего лета.
— Конечно. У вас, наверное, много дел. Так всегда после переезда.
— Это наш первый дом, — объяснила Бьянка. — Раньше мы жили только в квартирах, так что сад — это действительно нечто совсем новое для нас. Но разумеется, все всегда хочется переделать по-своему.
— Не трогайте вон ту яблоню! — махнул рукой Фабиан.
Мы с Бьянкой посмотрели на узловатое дерево в углу сада со стороны улицы.
— Это было любимое дерево Бенгта, — сказал Фабиан. — Он посадил его, когда построил дом, в семьдесят шестом году. Яблоне столько же лет, сколько моей маме.
Щеки Жаклин слегка порозовели. Я отвернулся. Она была такая красивая, что я не мог смотреть на нее в присутствии Бьянки. На ней как бы не было ни единого нейтрального места, на котором можно было бы спокойно остановить взгляд.
— Фабиан был очень близок с Бенгтом, который жил здесь раньше, — добавила Жаклин. — Он был для Фабиана как родной дедушка.
— Понятно, — произнесла Бьянка.
Фабиан подозрительно на нас покосился:
— Почему вы сюда переехали?
— Фабиан! — одернула его Жаклин и извинилась: — Он иногда бывает слишком любопытным.
— Любопытство — это хорошо, — ответил я. — Оно позволяет научиться чему-то новому.
— Верно, — сказала Бьянка и толкнула меня локтем.
Я нередко поддразнивал ее из-за страсти к всевозможным расследованиям.
— Но все-таки почему вы сюда переехали? — нетерпеливо повторил Фабиан.
— Я буду работать в здешней школе.
Жаклин просияла:
— Вы учитель?
— Физкультуры.
— Вот как!
Белла вспомнила про пластырь, а Бьянка знала, в какой из многочисленных коробок он лежит.
— Вы много тренируетесь? — спросила Жаклин.
