Едва я успела привести ее волосы в порядок и незаметно стереть пару пятен сажи, как открылась дверь, явив нам Мюллера с чайным подносом – поразительное зрелище. Я бросилась к нему, забрать ношу. Мужчина с целой горой фарфора в руках доверия у меня не вызывал. В большинстве своем они слишком неуклюжи и из-за своего положения не приучены к самым простым житейским вещам. Да и руки их, как правило, великоваты для такой тонкой работы.
– Благодарю, Эфимия, – выдохнул Мюллер. – Вы могли бы взять хлопоты на себя? Зная о ваших приключениях, смею полагать, что вас это происшествие встревожило меньше.
– Это комплимент? – улыбнулась я.
У Мюллера хватило здравого смысла не отвечать, а только улыбнуться в ответ. Возмущение Риченды было практически ощутимым.
Разливая всем чай, доливая по просьбам молоко и кладя сахар, я отметила про себя, что Мюллер еще не успел узнать Риченду достаточно хорошо и не захватил к чаю ни кекса, ни печенья. Сладости всегда положительно на нее влияют.
Мы пили по первой чашке чая, когда Мюллер произнес:
– Должен признаться, дамы, что, увидев вас там, на чердаке, я в первый миг подумал, что вы там ищете мою первую жену.
Риченда подавилась попавшим в нос чаем и закашлялась. Мюллер сделал вид, что ничего не заметил.
– Я подумал, что, пытаясь вернуть вас в Стэплфорд-холл, Баркер вполне мог сообщить вам злокозненные сплетни обо мне.
Мне стало горячо от проступившего на щеках румянца.
– Я также решил, что так как Эфимия вам очень преданна, то, несмотря на собственное мнение об этом, сочтет своим долгом передать вам сообщение брата.
Видите, он действительно был очаровательным мужчиной. И очень умело показал, что не считает меня сплетницей.
– А с чего бы нам подумать, что на чердаке ваша жена? – спросила Риченда, которая в подобные дипломатические игры играть не умела.
Мюллер, откинувшись на спинку кресла, какое-то время глядел в пустой камин и только потом повернулся к нам.
– В то время вокруг смерти моей жены ходило много толков. И немецкое происхождение моего отца в свете ухудшения отношений между нашими странами только усугубило положение.
– А они ухудшаются? – удивилась Риченда. Я промолчала. Добиваясь моего участия в своих сложных схемах, Фицрой пересказал мне множество тревожащих слухов. Удивляла только осведомленность Мюллера. Ведь он, насколько мне известно, Англию вообще не покидал.
– Кроме того, я из новой аристократии, – продолжил Мюллер. – И не владелец банка, а директор, и, несмотря на выгодно вложенные средства, люди старой закалки не считают меня своим.
– Но вы же учились в одной школе с моим братом, – возразила Риченда.
– Мистер Мюллер хотел сказать, что его предки не принадлежали к знатным английским фамилиям, – пояснила я.
– Мои тоже, – пожала плечами Риченда. – Точнее, Мама` обладала титулом, но большинство ее родственников были по французской линии.
Мюллер кивнул:
– По социальному статусу вы выше меня, Риченда.
– Думаю, мой брат продолжит начатое, лишь сильнее дискредитируя наше имя, – с горечью откликнулась она.
Мюллер промолчал.
– А что это были за слухи? – напомнила я.
– Самые разные обвинения, от отравления до того, что я запер жену на чердаке, а похоронили пустой гроб.
– Но для чего?
– Понятия не имею, что двигало моими недоброжелателями, – ровным тоном ответил Мюллер. – Я очень любил жену. Ее семья была уважаемой, но не высокородной, поэтому моя мать не считала наш брак удачным – ведь она так надеялась найти мне более достойную партию. Но это я не считал себя достойной партией. Ведь, несмотря на воспитание, меня считали и считают иностранцем. Мы познакомились, когда это поместье только строилось, и я никогда не встречал девушки прелестнее и изящнее. Я был старше ее на несколько лет, но по каким-то неведомым причинам она полюбила меня и приняла мое предложение. Мы были очень счастливы те несколько лет вместе. Вот только Бог не дал нам детей, и это самое большое огорчение. Все беременности, – он с трудом сглотнул, – прерывались.
– Мне очень жаль, – тихо сказала я.
– Она была слишком слаба, и все неудавшиеся беременности оказались для ее здоровья тяжелым ударом. Я часто думаю, будто действительно убил ее. Я должен был… но она тоже очень хотела детей.
– Мне казалось, виной всему сердечный приступ, – произнесла я как можно мягче.
– Так написал в свидетельстве наш семейный доктор, но все эти три года я винил в ее смерти себя.
Риченда, неловко потянувшись через стол, легонько коснулась руки Мюллера.
– Хоть мои слова и мало значат, я считаю, что вам не в чем себя упрекнуть. Вы так любили ее. Вашей жене очень повезло. Немногим женщинам выпало такое счастье, такой брак, как описали вы.
– Спасибо, – глядя ей прямо в глаза, поблагодарил Мюллер. – Вы очень добры.
– А мой брат свинья, – заявила Риченда, начисто разрушив трагично-романтичное настроение суровой действительностью. – Еще в яслях я знала, что он мерзавец, но как близнецы мы всегда поддерживали друг друга. Не более того. Мне очень жаль, что своими действиями он причинил вам страдания. И я пойму, если вы захотите, чтобы мы с Эфимией покинули поместье.
– Нет, – покачал головой Мюллер. – Об этом не может быть и речи. Если вам и придется вернуться к этому человеку, то не по моей воле. Я знаю, что оставаться здесь на неопределенный срок несколько затруднительно…
– Вы хотите сказать, что пойдут сплетни, – густо покраснев, уточнила Риченда. К счастью, газовое освещение приглушило этот жуткий оттенок. Рыжие волосы и полыхающая багряным кожа не очень удачное сочетание.
– Но пока у вас нет определенных планов, я буду рад предложить свою защиту, какая бы вам ни понадобилась.
– Благодарю, – улыбнулась Риченда.
Бог ты мой, искренняя благодарность уже второй раз за один вечер. Неужели Риченда в самом деле пытается вырваться из-под влияния брата?
Глава 8
Дурные предчувствия
Мы с Ричендой спустились к завтраку несколько позже обычного. Горничная сообщила, что миссис Мюллер уже закончила трапезу и отправилась на прогулку в сад вместе с мистером Бенни. Мистер Мюллер также уже позавтракал. Он передавал свое почтение и сожалел, что не сможет присоединиться к нам до самого ужина, так как должен посвятить день делам поместья. Я решила, что таким образом он давал нам время осмыслить свое положение или же сам хотел обдумать свои намерения по отношению к Риченде. За все время нашего знакомства только вчера она действительно понравилась мне, хоть и выглядела настоящим страшилищем. Мюллер сейчас вполне мог решать, готов ли он сталкиваться с ее медузо-горгонной ипостасью в семейной жизни. Никакого опыта у меня в этом не было, но надежда и здравый смысл подсказывают, что мужчина может любить или желать женщину за ее внутреннюю красоту, пусть и спрятанную в упитанной оболочке, но в то же время, и вполне обоснованно, не готов к таким ужасам в собственной спальне.
