– Стэплфорды никогда не считали ее такой уж хорошей, – слабо улыбнулась я. – Миссис Мюллер и Бенни заплатили за свершенное своими жизнями. Никто из нас уже не в силах вернуть к жизни Шарлотту или Люси. Полиция только принесет еще больше огорчений всем, кого это коснулось.
Не дав ему шанса меня остановить, я бросила признание его матери в огонь.
– И в любом случае, – добавила я, – Риченда никогда мне не простит, если вы позволите констеблю задавать ей вопросы, пока она в таком виде!
– Чертов доктор. Значит, сердце остановилось…
– Мы все от этого умираем в конце концов. Может, он просто не знал или написал то, что, как он решил, вы тоже хотели. Сомневаюсь, что он догадался про яд. Ваша матушка, вероятно, попросила написать что-то безобидное, а доктор не стал задавать вопросы.
– Я бы захотел узнать правду.
– В самом деле? Знать, что ваша мать в сговоре с садовником намеренно избавилась от вашей жены?
Он кивнул:
– Это могло бы сейчас спасти Люси.
– Что ж, тех, от кого это зависело, в живых не осталось.
– Кроме меня, – произнес Мюллер. – Наверное, я уже давно начал подозревать матушку. А когда она так упорно мечтала видеть вас невесткой и заказала вам то роскошное платье…
Не говоря уже о том, подумала я, что через камин она услышала о моем происхождении и дедушке-графе.
– Я боялся, что это она устроила тот несчастный случай с Ричендой, а когда всерьез задумался, то только…
– Испугались еще больше, – закончила я за него. – Но тогда было уже поздно.
– Как я мог быть таким слепцом! – гневно воскликнул Мюллер. – Я должен быть защитить Шарлотту! Я любил ее всем сердцем.
– Уверена, она об этом знала, – мягко сказала я. – И не успела понять, что случилось.
– Вы думаете? – с надеждой спросил Мюллер.
– Сердечный приступ и смерть от него всегда наступают неожиданно, – заверила его я, на самом деле понятия не имея, верна ли моя догадка. Его лицо слегка прояснилось.
– Но что же сказать остальным?
– Тут ваш местный доктор должен еще раз принести пользу. За школу же надо платить ежегодно. Ваша мать еще не была пожилой, но уже вошла в тот возраст, когда люди, случается, умирают. Она же говорила, что неважно себя чувствует.
– А Бенни?
– Подождем, пока доктор осмотрит миссис Мюллер, а люди уже решат, что он покончил с собой, не вынеся известия о ее смерти. Вероятно, они сделают какие-то неподобающие выводы…
– Не уверен, что неподобающие, – почти зло возразил Мюллер. – Она должна была много для него значить, раз он исполнял ее приказы.
– Верность очень ценится в слугах, – неопределенно откликнулась я.
– Как ваша верность Риченде, – нахмурился Мюллер. – У вас, похоже, есть навыки решения таких вопросов.
– Живя со Стэплфордами, я познакомилась с тем миром, куда иначе бы никогда не попала.
– Возможно, я не прав в своем решении жениться на Риченде? Она тоже?..
– Имеет об этом представление? Думаю, если увезти ее из Стэплфорд-холла и подальше от брата, она очень изменится, и к лучшему.
Мюллер кивнул:
– В данных обстоятельствах я не смог бы сделать вам предложение. Не смог бы попросить войти в эту семью.
– Но можете попросить Риченду?
– Мы с Ричендой заключим сделку. Каждый получит от этого союза то, что хочет.
– Мне кажется, она уже почти страстно влюблена в вас, – заметила я.
– Я всегда буду хорошо с ней обращаться, – пожал плечами Мюллер. – Даю слово. И, если вы еще этого захотите, здесь всегда будут вам рады.
– Мне больше некуда идти, – вздохнув, просто сказала я.
– Тогда вам стоит поискать место получше, – посоветовал Ганс Мюллер. – Эфимия, я говорю вам это как друг.
Глава 17
Стэплфорд-холл
Когда мы с Мюллером наконец вышли из комнаты, в доме, конечно же, царил хаос. И стало только хуже, когда поднимавшийся по лестнице Бертрам увидел нас у комнаты Мюллера и, соответственно, прямо на фоне его огромной кровати. Если бы Мюллер не выбрал именно этот момент, чтобы сообщить о смерти матери, Бертрам вероятно, набросился бы на него прямо здесь. Судя по всему, было бы не по-джентльменски сбивать с ног хозяина дома, только что понесшего тяжелую утрату. Сквозь зубы Бертрам произнес все, что полагается, попутно пронзив нас взглядом с явной надеждой, что он по дороге превратится в меч.
Мюллер должен был вызвать доктора, а также экономку и слуг, чтобы они взяли на себя печальные обязанности в связи со случившимся.
– Я сама расскажу Риченде, – тихонько шепнула ему я, незаметно отходя в сторону. Он благодарно улыбнулся в ответ:
– Спасибо. Она должна знать, прежде чем принимать решение, так будет честно. Только не говорите ей о моих намерениях.
Я помотала головой, и Бертрам сердито нахмурился, наблюдая за нашей беседой. У него даже рука дернулась, потянувшись к изящной высокой вазе. Так как у меня не было уверенности, в кого из нас ему сильнее хотелось бы ее кинуть, я поспешно ретировалась в комнату Риченды.
Я рассказала ей все, что она пропустила, а также свои догадки.
– То есть доказательств никаких нет, – подвела итог она.
– Ни единого.
– Но Мюллер ничего не отрицает?
– Нет.
– Ты ему веришь?
– Что вы имеете в виду?
– Ты веришь, что это его мать стоит за всеми смертями, а не сам Мюллер?
– Если говорить откровенно, – медленно начала я, – выяснить это невозможно, но я верю, что это не он. – Слово «верю» я специально выделила.
– Ты мне как-то сказала, что почти поддалась его чарам.
– Вы хотите знать, не могло ли это случиться снова?
– Не могли ли чувства пересилить.
– Он очень обаятелен, – признала я. – И, если честно, сомневаюсь, что мы когда-либо узнаем правду.
– Что ж, тогда мне лучше очень постараться и подарить ему парочку шумных ребятишек как можно скорее после свадьбы, – заметила Риченда.
Я неловко улыбнулась в ответ.
Так как Мюллер теперь носил траур, оставаться в его доме мы уже не могли. К моему большому удивлению, Риченда, закрыв лицо густой вуалью, отправила меня на его поиски, хотя я и убеждала ее, что у хозяина дома много других забот, а нам нужно решать, что делать дальше.
– Знаю, – ответила Риченда. – А чем я занимаюсь, как ты думаешь?
К моему изумлению, Мюллер отложил все дела и сразу же пришел. Когда он вошел в комнату, я осталась ждать у двери, снаружи, чтобы его визит оставался в рамках приличий. Они довольно долго и тихо беседовали, и я даже начала бояться, что Бертрам опять подкрадется по лестнице и обвинит меня в непристойном поведении. Из комнаты наконец вышел улыбающийся Мюллер.
