Матушка кивнула, принимая ответный укол.
– Эфимия, я еще не настолько стара и могу выйти замуж. Это бы решило столько наших проблем.
– Выйти замуж за еще одного викария?
– Каноника, – поправила она меня. – Он сын герцога, это верно, но сын младший, не только без средств, но и без амбиций. Боюсь, тут не о чем говорить.
– Он вам хотя бы не безразличен?
– Мне не безразличны ты и Джо, – отрезала матушка.
– Мне бы очень не хотелось, чтобы вы выходили замуж за человека, который вам не нравится, ради меня, и Джо со мной согласится, – возразила я.
– Сейчас здесь даже нечего обсуждать, – вздохнула матушка. – А меня огорчает, что моя дочь находится в услужении. Очень огор– чает.
– Никто не знает о нашем родстве.
– Теперь ты хотя бы компаньонка. Хотя твоя нанимательница и ниже тебя по статусу.
– А какое-то время назад я согласилась на помолвку с сыном зеленщика, – сообщила я.
– Эфимия! – побледнев, вскричала матушка.
– К сожалению, – продолжила я, – воспитание не позволило мне вжиться в образ и положение служанки как должно, и он разорвал помолвку, решив, что никогда не станет мне равным.
Матушка задышала ровнее и постучала себя по груди.
– Разумный человек.
– Хороший человек, – с горечью отозвалась я. – Отцу бы он понравился.
– Даже Бертрам Стэплфорд был бы лучшей партией!
– Вижу, вы провели собственное расследование, – заметила я. Теперь мы смотрели друг на друга с выражением враждебности, смягченной родственной привязанностью.
– Остается надеяться, что малыш Джо не выдаст твой секрет – как здесь говорят? – не выпустит кота из мешка.
– Он не знает, что я могу быть здесь? Вы его не предупредили? – в ужасе выдохнула я, и тут дверь открылась.
Мой младший братик прыжками ворвался в комнату. Он выглядел уже не таким маленьким, как в нашу последнюю встречу. Было очевидно, что вскоре он уже будет возвышаться над моей миниатюрной матушкой, чей рост едва достиг отметки в сто пятьдесят сантиметров. Его кудри вились по-прежнему, черты оставались по-детски (и совершенно обманчиво) ангельскими.
– Матушка! – воскликнул он. – Представляете, они нашли в беседке тело!
Я почувствовала, как мир вокруг темнеет и уплывает. С трудом подавив крик «О нет, неужели опять!», я упала в мягкое кресло. Ноги дрожали, сердце словно пыталось вырваться из ставшей тесной клетки ребер.
Невероятно, но вошедшая следом Риченда прыснула со смеху:
– И как только мальчики узнают о таких вещах? – с заговорщической улыбкой спросила она матушку.
– Тело кого и чего? – уточнила та с поразительным самообладанием.
– Миссис Мюллер! – ответил малыш Джо, так меня и не заметивший. – Садовник рассказал мне.
– Ох, не стоило ему этого делать, – заволновалась Риченда. – Приношу свои извинения.
– Миссис Мюллер? – повторила я слабым голосом.
– Ах, Эфимия, ты бы видела свое лицо! – уже открыто расхохоталась Риченда, но быстро взяла себя в руки. Очевидно, увидела выражение лица знатной гостьи. – Разумеется, это не повод для смеха, просто такое недоразумение… И все произошло так давно.
– Надо полагать, речь идет о покойной жене мистера Мюллера, а не о его матери, – уточнила матушка.
– Да, – кивнула Риченда. – Ее нашли мертвой в беседке три года назад, если я не ошибаюсь. У нее было слабое сердце. Безусловно, большой удар для мистера Мюллера, но это произошло так давно.
Матушка что-то коротко ответила, но тут наши с малышом Джо взгляды пересеклись. Я едва заметно покачала головой. Вместо ответа глаза моего брата расширились, став величиной с два блюдца. Теперь и наша мать обратила на него внимание, принявшись выговаривать за повторение подобных глупостей. В комнате будто стало слишком людно и жарко. Я уже всерьез раздумывала над тем, не упасть ли все-таки в обморок, но тут дверь снова открылась, и вошла миссис Филомена Мюллер, мать хозяина поместья.
– Гостей имеем мы у нас? – обратилась она к Риченде. – Представлена должна быть я!
– Дорогая Филомена, – бросилась к ней Риченда. – Я была уверена, что вы отдыхаете, иначе бы…
Миссис Мюллер дверь за собой не закрыла, и я, соскользнув с кресла, воспользовалась случаем сбежать, подальше от скандала.
Что мне нужно, так это чашечка вкусного чая, сказала я себе. Как компаньонка Риченды, я обязана проводить с ней как можно больше времени, но так как в поместье находилась миссис Мюллер и Риченда ей понравилась, мне выделили собственную маленькую гостиную, где я могла потворствовать таким нелепым и неженственным привычкам, как чтение. Добравшись туда, я позвонила в колокольчик.
Доля компаньонок не из счастливых. Мы не очень-то вписываемся в социальную иерархию. Риченда никому не рассказала о моей службе горничной, затем экономкой, и, хотя Мюллер обо всем этом знал, он тоже промолчал. Таким образом, штат прислуги, все четыреста человек, последние несколько недель пытались составить обо мне собственное представление. Насколько я знаю, они так и не решили, как ко мне относиться. Я же определилась со своей ролью, стоило только въехать на ведущую к особняку великолепную подъездную дорожку. Сельские жители не любят новую аристократию и новые взгляды. Я считала, что Мюллера будут недолюбливать, но в действительности никто о нем ничего дурного и сказать не мог. Он спланировал свое поместье чрезвычайно рационально и платил приличное для такой загородной усадьбы жалованье. Справедливый судья во всех спорах и добрый хозяин в обычной жизни, не позволявший себе ни единого резкого замечания, мистер Мюллер слыл очаровательным и порядочным джентльменом. О его иностранном происхождении даже не упоминалось, и весь штат прислуги был очень предан своему хозяину. Определенную роль Мюллер весьма мудро отвел и своей матери. Именно она устраивала истерики, бранила не справляющихся со своими обязанностями слуг и раздавала приказания и эксцентричные (хотя бы слегка) поручения. Ее боялись, но уважали благодаря всеобщей привязанности к ее сыну. Ни минуты не сомневалась, что так все и было задумано.
Риченда не знала, как вести себя в большом поместье, и часто совершала ошибки. Она не считала ниже своего достоинства сплетничать с горничными, так как всегда болтала в Стэплфорд-холле с моей хорошей подругой Мерри, которую так прозвали из-за веселого нрава. Но с Мерри они выросли вместе, а здесь подобное отношение вызывало лишь презрение. То, как она только что защищала Мюллера перед нашей гостьей, лишь укрепило мои растущие подозрения о ее планах относительно нашего гостеприимного хозяина. Если он и сделает ей предложение, то с неизменным изяществом, отличающим все его действия. А вот заставить слуг смириться с новой госпожой будет нелегко.
Я же, в свою очередь, обращалась со всеми вежливо, никогда не просила ничего лишнего и тщательно следила за своим положением в глазах слуг. Вот почему я позвонила, чтобы принесли чай, а не пошла на кухню сама, как делала Риченда в первую нашу неделю здесь. Она была безнадежна.
