– Не что? – безразлично переспросила Риченда. – Пойдем, нам пора. Я намерена попасть на бал, черт возьми, нравлюсь я его матери или нет. У меня уже есть идея для платья: шелковое, темно-фиолетовое, с лимонными рукавами с буфами…
Я послушно прошла за ней, изо всех сил стараясь не представлять описанное платье, но стоило только представлениям Риченды о портновском искусстве воплотиться в воображении, как они намертво впечатывались в память, и так крепко, что я часто просыпалась в холодном поту от страха, что она решит придумать платье и для меня. По сравнению с ними сны о телах в коридоре Стэплфорд-холла беспокоили меня не так сильно. Нет, правда, к трупам я уже почти привыкла.
Вечер прошел в долгих обсуждениях осеннего бала. Меня заставили согласиться на гору тяжелой работы. Не в физическом плане, то есть не перетаскивать растения и столы, а тщательно выписывать каллиграфическим почерком приглашения, а перед этим обсуждать с миссис Мюллер, кого пригласить на ужин и где их всех расположить. Мужчины, похоже, не осознают, какой сложной и обременительной может быть подготовка к балу, а просто доверяют ее женской части семьи, рассчитывая, что все счастливо устроится. Очень жаль, что в таком случае им не хватает здравого смысла отдать нам в управление министерство иностранных дел.
Риченда предложила множество всего неосуществимого, а Мюллер изо всех сил старался угодить ее желаниям. Хотя даже он побледнел от предложенного цветового оформления бального зала – в тон ее еще не сшитого платья. Я едва заметно кивнула ему, показав, что возьму этот вопрос на себя, и он выдохнул с облегчением, чем привлек внимание миссис Мюллер.
– В чем дело, Ганс? Ты устал? – спросила она.
– В самом деле, дорога из Лондона была долгой, пожалуй, мне пора, – ответил наш сообразительный хозяин. Этим он подвел черту под обсуждениями. Стало понятно, что мистер Мюллер обеспечит все необходимое, но с этого момента организация бала становится исключительно женским делом. Я еще подумала, как ловко он все это устроил.
Забравшись в кровать той ночью, я не могла избавиться от мысли, что если кто и мог столь аккуратно организовать убийство, так это обаятельный и безупречный мистер Мюл– лер. И мысленно призвала проклятия на голову Баркера, внушившего мне эту мысль. После этого, конечно, пришлось выбраться из кровати и произнести молитву о том, чтобы Баркер стал хорошим человеком. Может, убийства и семья Стэплфордов изменили меня, но дочь викария навсегда останется дочерью викария. Особенно если она почти верит, что покойный отец ходит за ней по пятам, наблюдая за всеми ее делами. Не то чтобы я в самом деле верила. Отец, без сомнений, заслужил свое место на небесах только за то, что прожил с матушкой все это время, но я пропиталась мировоззрением своих любимых родителей и им теперь очень сложно идти наперекор.
Я стояла на коленях на полу, на вполне удобном ковре, пытаясь подобрать какие-нибудь добрые слова о мерзком Баркере, и тут кто-то поскребся в дверь. С таким большим штатом прислуги юноши, набравшись наглости, вполне могли попытать счастья на женской половине дома. Дверь я заперла надежно, так что решила не обращать на звук внимания и продолжила подыскивать для Баркера эпитеты, звучавшие не как «гадкий», «наглый» и «омерзительный». Царапанье продолжалось, и мое терпение наконец не выдержало.
– Ну пожалуйста, уходите! – крикнула я. – Я тут пытаюсь придумать что-то хорошее про кое-кого ужасного!
– Зачем бы тебе это понадобилось? – раздался из-за двери голос Риченды. Я вздохнула и пошла открывать.
– А почему вы не сказали, что это вы?
– Не хотела, чтобы меня заметили, – откликнулась моя госпожа. – А ты зачем пытаешься быть хорошей к плохим людям и к кому именно? – Она озадаченно оглядела комнату.
– Я молилась.
– А разве это не по воскресеньям делают? – поразилась Риченда.
– Вы что-то хотели?
– Я услышала шум на чердаке и подумала, что это может быть жена Мюллера, – призналась она.
Я взяла свечу со столика, чтобы получше разглядеть ночную гостью. Щеки были нормального цвета, не раскраснелись.
– А вы много вина за ужином выпили? – решила напрямую уточнить я.
– Зачем же грубить, – фыркнула Риченда. – Я читала в кровати, как вдруг услышала какой-то грохот наверху.
– Кто-нибудь из слуг упал с кровати.
Риченда покачала головой:
– В той части дома, где моя спальня, помещений для слуг нет. Мюллер расположил главные спальни так, чтобы никого из слуг рядом не оказалось ни днем, ни ночью. Конечно же, есть колокольчики, – добавила она.
– То есть наверху только чердак со старыми вещами?
– Нет, это не просто шум падения, – возразила Риченда. – Там был звук движения.
– Кто-то двигал мебель?
– Чтоб тебя! – притопнула ногой Риченда. – Отнесись серьезно, я не шучу! Разве не странно, что мужчина обустраивает целое крыло так далеко от собственных слуг?
– Нет, может, ему необходимо уединение.
– Именно! Он что-то прячет.
– Но он же туда вас поселил!
– Перестань занудствовать и пошли со мной! – потребовала Риченда. – Помни, что я плачу тебе жалованье!
Я вздохнула и накинула на плечи шаль.
– Возьми подсвечник, – велела Риченда. – Из него выйдет отличное оружие.
– Не такое уж и отличное, – пробормотала я, нехотя идя следом. Подсвечники в этом смысле меня уже подводили.
Вполне возможно, что на этом месте многие слуги распрощались бы со своими хозяевами, но для меня полночная прогулка на подозрительный чердак была как свежее дуновение после нашей первой с Ричендой встречи, когда она попросила меня вытащить за ноги труп ее кузена из коридора на свет, «чтобы получше разглядеть».
Что ж, взволновать меня может, скажу без гордости, разве что полный чердак трупов.
Риченда подвела меня к своей комнате и распахнула дверь:
– Вот, послушай!
В комнате будто побывали грабители, и там витал запах плохо постиранных вещей. Комнату Риченды ни с чем не спутаешь.
Я послушно сделала, что велели. Посвятив этому около двух минут (в конце концов, платила она мне не так много), я уже собиралась предположить, что ей все приснилось, как вдруг явственно услышала какое-то движение над головой.
– Вот! – вскрикнула Риченда. – Ты слышала?
– Если не хотите разбудить мистера Мюллера и спросить, не спрятал ли он жену на чердаке, лучше говорить потише, – посоветовала я спокойно, хотя меня переполняли совершенно противоположные эмоции.
Риченда нервно хихикнула. Лицо ее покрылось неровными пятнами, и я сделала мысленную пометку сказать ей не делать так на людях.
– И как мы попадем на чердак?
– Я думала, ты, как служанка, уже знаешь, – нахмурилась Риченда.
