С трудом дождавшись момента, когда очередь пассажиров перед Дашей иссякнет, Ларин бросился к ней.
– Милая моя, – не обращая внимания на толпу и не в силах сдержаться, он обнял ее у всех на глазах, – как я тебя искал! Прости, пожалуйста. Прости, что не приехал, когда ты звонила. Тебе было плохо?
– Максим?!
От изумления она даже не вырвалась, на мгновение позабыв о том, что на них смотрят, и он наслаждался долгожданной, украденной близостью. Как хорошо! Как хорошо просто быть рядом.
– Ты бросала трубки, – он задышал часто, – не отвечала на sms. В аэропорту тебя не было.
– Как ты узнал, где я?!
Глаза перепуганные, огромные.
– Милая, – он сильнее прижал ее к себе, – я все могу. Ты забыла? Я же тебя люблю!
Даша наконец пришла в себя и вырвалась из его рук. Щеки ее покраснели от стыда. Смущенно глядя в пол, девушка разглаживала форменную юбку. Как же она красива с опущенными ресницами, в этом своем смятении! Словно заблудилась во времени.
– Зачем ты здесь? – строго спросила она.
Ларин за год прекрасно выучил эту ее интонацию. Она была недовольна им, отчитывала за то, что позволил себе лишнее, да еще при пассажирах. Господи, какая же она трогательная!
– Ради тебя, – сказал он.
– Господи боже мой! – Даша закрыла лицо руками.
Он не понимал, что происходит. Почему она так испугалась? Он уже миллион раз говорил ей, что любит, а теперь просто решил это доказать. Не для нее – для себя: иначе не мог. Он склонился к ней, принялся шептать, горячо дыша:
– Дашенька, милая, я сошел с ума! Ты же видишь. Не мог ни есть, ни спать, думал о нас, думал…
Она отпрянула от него, испуганно огляделась. Дались ей эти пассажиры! Пусть смотрят!
Даша стояла перед ним растерянная, виновато пряча глаза. Из-за чего? Это же он ее обидел, когда разговаривал как с чужой, когда посмел не откликнуться на ее беду. Он ведь слышал, какой у нее был голос – убитый, потерянный!
– Дашенька, – он зачастил, – прости меня, я виноват. Но теперь мы будем по-настоящему вместе. Я буду тебя беречь. Буду только с тобой, уйду от жены!
– Я, – Даша задрожала, – я не хотела…
– Прекрати, – он снова попытался обнять ее, она с негодованием вырвалась, – не смей так говорить! Ты просто боишься, я это чувствую. Перестань себя мучить, дай мне сделать тебя счастливой!
– Ты это уже говорил…
– Буду повторять тысячу раз! Пока не поверишь.
– Максим, – Даша попятилась от него, – прости меня. Я тебя не люблю.
– Милая, – он в который раз не услышал, взял ее за руку, стал гладить тонкие пальцы, – тебе это кажется! Просто мы ничего себе не позволили. Дай мне шанс, я сделаю все, чтобы ты стала счастливой! Поверь, я смогу.
– Господи! – Даша резко отняла руку.
– Когда ты освободишься? Во сколько тебя забрать?
– Ни во сколько!!!
Первый раз в жизни Максим почувствовал в ее голосе ярость. Он испугался, отступил на шаг. Почему она его унижает?! Что он ей сделал плохого? Больше всего на свете он желает ей счастья. И сделает все возможное.
– Милая, – Максим заставил себя улыбнуться, – я буду настойчив…
Она не ответила. В отчаянии всплеснула руками, повернулась к столу, взяла лист бумаги, ручку и стала что-то стремительно писать. «Наверное, хочет дать адрес», – подумал Максим. Конечно, сейчас они не могут поговорить спокойно: вокруг пассажиры, ее коллеги. Ему нет до них дела, но она-то переживает. Как же он сразу не догадался спросить про отель! Все правильно – чтобы не привлекать ничьих любопытных взглядов, он приедет к ней вечером. Отвезет в шикарный ресторан, купит билеты в театр – в Бангкоке постоянно премьеры, а потом…
Даша сложила лист вчетверо и протянула его Максиму. Он счастливо улыбнулся, взял письмо так, чтобы пальцы коснулись ее ладони.
– До встречи!
– Прощай. – Даша сердито на него посмотрела.
Пусть. Пусть смотрит как хочет, лишь бы была рядом!
Максим, словно сокровище, сжимал в руке Дашину записку. Он отошел от стола регистрации, около которого уже скопились пассажиры, вышел на летное поле. Развернул письмо, впившись жадными глазами в ровные строчки, начал читать. И не мог поверить тому, что написано…
«Максим, я тебя прошу забыть обо мне. Я виновата перед тобой – позволила надеяться на взаимность. Ты должен думать о своей семье: ты нужен жене, детям! А между нами ничего нельзя изменить – я полюбила другого».
Ларин невидящим взглядом уставился на самолеты, теснившиеся на рулежных дорожках. Что за убогий аэропорт! Трем машинам и то развернуться негде! До него упорно не доходило, что именно хотела Даша сказать своим ужасным письмом. Откуда взялся этот «другой»?! Еще в пятницу, когда они встречались в аэропорту в Москве, никого даже близко не было! Он знал эту девушку как свои пять пальцев, понимал, что она чувствует, как живет. Какой же тогда «другой»? Сегодня вторник, прошло только три дня…
Внезапная ненависть всколыхнула все его существо. Он целый год ухаживал за ней, любил и сходил с ума! Готов был ради нее на все. Жил в ожидании взглядов и встреч, благодаря своим чувствам мирился с идиотизмом на работе, бреднями Виталика, невыносимостью Иры. Знал, что наградой за все мучения будет Даша. И что же сейчас?! Три дня – и какой-то другой?! Это чудовищно! Несправедливо!
Если Морозова думает, что может так с ним поступить, отделаться, как от ненужного хлама, – она пожалеет! Еще ни одна женщина не позволяла себе с ним так обращаться, и это при том, что он не испытывал ни к одной из них и десятой доли чувств, доставшихся Даше. Он не сопливый мальчишка, которым можно вертеть по своему усмотрению. Похоже, одна только Морозова не в курсе, что он – мужчина! И в гневе может быть страшен.
– Любуетесь на самолеты?
Ларин с трудом поднял припухшие веки и разглядел перед собой незнакомого мужика. Словно в тумане.
– Не курю… – глухо ответил он.
– Извините, – мужик нервно сглотнул, – я тоже. Просто хотел узнать – девушка, с которой вы разговаривали…
Он замолчал, подбирая слова. Да что это за наглость, какого фига ублюдку надо?!
– Я ее люблю, ясно?! – Он схватил мужика за грудки и начал трясти. – А ты пошел вон! Не смей приближаться ни к ней, ни ко мне!
– Ясно. – Мужик побледнел и ловко вырвался.
Ларин продолжал кипеть, кулаки у него чесались. Не-ет. Надо держать себя в руках – никаких скандалов, тем более на вражеской территории. Пора успокоиться. Нервы на пределе, но он с этим справится. Мужик постоял рядом, отряхнулся. С тоской посмотрел в небо, развернулся и ушел. Больной на всю голову!
Ларин разорвал в мелкие клочья записку Морозовой и бросил себе под ноги. Начал топтать. Он хотел, чтобы эти частицы бумаги смешались с асфальтом, прекратили существовать. Хотел, чтобы их никогда не было!
