Сергей полностью отдавал себе отчет в том, что с юности презирает женщин как класс, как явление. Они делились для него всегда только на две категории: те, из кого можно извлечь пользу для дела, и те, над кем можно надругаться. Его жена Нонна – дочка партийного босса – относилась к первой категории, иначе он бы никогда на ней не женился. Большинство остальных проходили по второй статье.
Он всю свою жизнь был реалистом, не питал и не строил иллюзий. Ну, разве что лет до шестнадцати такое могло случиться. А потом все резко оборвалось в тот самый момент, когда отец застукал его в постели со своей женой, то есть с мачехой Сергея. Он ждал, что отец устроит скандал и съедет от этой стервы, которая измордовала ребенка своими сексуальными домогательствами. Сергей же специально постарался устроить все так, чтобы отец вернулся как раз в это время! Чтобы увидел, какая она на самом деле женщина! Иначе Сергей никогда в жизни не поддался бы на ее сладкие уговоры и дряблые груди. Но папаня молча на них посмотрел, потом вышел из спальни и скрылся на кухне необъятной квартиры. Когда через двадцать минут Сергей, уже полностью одетый и совершенно сбитый с толку, вошел в столовую и сел за огромный обеденный стол, отец молча налил ему в фарфоровую чашку свежего кофе и попросил молча выслушать.
Оказалось, что без своей новой жены папаша был никем, пустым местом без денег, без имени. Это ее родственные связи помогли ему закрепиться в Москве, после того как они уехали из Питера, похоронив мать и оставив в родном городе кучу долгов. При упоминании о матери Сергей почувствовал слезы на щеках. Тогда еще он умел плакать. Отец не стал его утешать, а сразу приступил к делу, сказав, что кое в чем ошибся: думал, что сестру второго секретаря парткома страны интересует он сам, а оказалось – сын. Но теперь поздно что-то менять. Им просто некуда идти, да и не безопасно бежать из-под защиты такой властной женщины. Если не кредиторы, то братец, как пить дать, найдет и зароет. Отец просил побеспокоиться о его жизни, о перспективной карьере. Просил взвесить собственные выгоды и плюсы. Все обдумать и быть с Валентиной поласковей. В сущности, она не такая уж плохая женщина:
просто в жизни ей не хватило счастья. Сергей после разговора с отцом молча, растирая стыдные слезы, собрал вещмешок и сбежал из дома на целых три дня. Бродяжничал, голодал, с самим собой спорил, но потом все-таки вернулся. И начал усердно компенсировать Валентине недостаток того самого счастья. Как выяснилось, не зря. Если бы не она, вряд ли в двадцать пять лет он стал бы заместителем директора целого завода. А дальше уже все пошло как по маслу. Главное было сохранять голову на плечах и заботиться о собственной выгоде, а не о каких-то там коммунистических идеалах. Благодаря здравому смыслу он и в начале девяностых удачно «перестроился», создав собственный бизнес, в основу капитала которого лег распроданный по деталям и запчастям родной завод. А женщины… После того, самого первого, случая он не раз еще убеждался, что ничего человеческого в них нет. Похотливые, алчные животные, которые все готовы продать в угоду своему ненасытному желанию.
Стае уже несколько часов сидел около Настиной кровати и делал вид, что читает книгу. Буквы не поддавались, мысли давили изнутри. Впервые за время работы у Сергеича он не мог спокойно исполнить его приказ. Николай, конечно, и раньше поставлял Сергею девиц – до Насти их было две. Но Стасу всегда удавалось с ними договориться – так, чтобы без нервных срывов, без особых проблем. Поначалу и та, и другая вели себя буйно – плакали, кричали. Стасу приходилось успокаивать, просить. Он ни с одной из них не был груб: терпеливо рассказывал о том, какой Сергей Сергеевич хороший человек, о том, что он не желает им зла, что нужно просто посмотреть на вещи другими глазами. Сам он, конечно, не очень-то верил в тот бред, который нес, но девиц пронимало. Он рассказывал, что раньше ведь и замуж-то на Руси выдавали, не спрашивая согласия невесты. И ничего, жили, и чаще всего «душа в душу». Ведь что нормальной женщине нужно: богатство и любовь. С первым тут – вообще без проблем. Огромный дом, сад, бассейн. Делать ничего не нужно – на все есть прислуга, какие угодно тряпки, какая хочешь еда. И любви – хоть отбавляй: у Сергея Сергеевича такой темперамент, не заскучаешь. Правда, не без заскоков, но до де Сада ему, слава богу, далеко. К тому же Николай заранее был осведомлен о склонностях хозяина и старательно поставлял подготовленных девок. Что-то только эта Настя совсем не похожа ни на одну из них.
Девицы поначалу задумывались, потом обрушивали на Стаса тирады: «Какой гад Николай», потом понимали, что неплохо было бы и им чего-нибудь отхватить. Называли суммы – каждая в меру своей скудной фантазии, – Сергей Сергеевич платил. Дальше все уже было просто и ясно. Девушки вживались в роль избалованных наложниц, забывали обо всех проблемах, которые им приходилось решать в обычной жизни. Здесь, конечно, тоже не все было гладко. Но причуды Сергея Сергеевича вполне можно было перетерпеть. Девицы хоть и высказывали Стасу регулярно по этому поводу претензии, но в целом выглядели вполне довольными. Одна даже положила глаз на Стаса и пыталась в отсутствие Сергея совратить его. Тот устоял. Беда была в другом – любовницы Сергею быстро надоедали. Несмотря на буйство фантазии, на то, что ему ни в чем не было отказа, каждая из них не прожила в доме Сергея и года. Первые несколько месяцев хозяин выглядел счастливым и довольным, затем скучнел, потом начинал раздражаться и практически переставал приезжать. «Все, – говорил он Стасу однажды. – Больше не могу. Она стала шлюхой. Ведет себя, как шлюха, говорит, как шлюха, смотрит, как шлюха. Избавь меня от этой твари, к чертовой матери!»
И Стае избавлял. Приходилось сочинять правдоподобную историю, чтобы отправить впавшую в немилость пассию восвояси: первой хватило информации о том, что хозяин разорился. Вторая оказалась более настырной и успокоилась только тогда, когда ей объяснили, что хозяин тяжело, неизлечимо заболел и навсегда уехал в Израиль. А дом продается. Стае отвозил рыдающих девиц назад, в Москву. Сочувствовал. Советовал оправиться и начать новую жизнь. Об их дальнейшей судьбе он ничего не знал. И знать не хотел. Возможность того, что они встретят Сергея Сергеевича где-нибудь в Москве, была ничтожна. Слишком разная среда обитания. Параллельные миры.
В милицию пойти они бы тоже не рискнули. Во-первых, понятия не имели, где конкретно находился дом, в котором их держали, – за ворота их никто не выпускал. Во-вторых, никоим образом они не могли доказать того, что их привезли туда против воли – свидетелей не было. А о Николае только и знали, что зовут его Николай. Ни адреса, ни фамилии, ни места работы. Одним словом, если и были у них желание и возможность кого-то обвинять в своих бедах, то только себя.
Настя заворочалась в постели. Стае от неожиданности выронил из рук книгу – так глубоко задумался, что забыл о том, что в комнате не один. Девушка открыла глаза, посмотрела в потолок, обвела комнату непонимающим взглядом и, вспомнив наконец, где находится, поморщилась, как от зубной боли.
– Который сейчас час? – тихо спросила она.
– Сейчас – четыре, – ответил он.
– Почему я так долго спала? – все тем же бесцветным голосом прошептала Настя.
