– Последний год бывают, – она говорила с трудом. – Нервы.
– Так вы не запускайте, – Настя пересела с пола на кровать, – лечить нужно.
– Некогда, – Лидия Сергеевна вяло улыбнулась, – да и если узнают на работе, отправят на пенсию.
– А вы за границей лечитесь – в Германии, например, прекрасная медицина, в Израиле, – подсказала Настя, наслаждаясь тем, что можно говорить по-русски.
– Какая ты шустрая, – Лидия Сергеевна посмотрела усталым, но пронзительным взглядом, – я подумаю. Москвичка?
– Да, – Настя опустила глаза.
– Кем в вертепе этом работаешь? – Насте стало неуютно от ее вопроса, хотя, казалось бы, кто из них двоих должен сейчас стыдиться? Но Лидия Сергеевна держалась, лежа в кровати, так, будто сидела на официальном приеме в правительстве: строго, самоуверенно и чуть надменно.
– Уборщицей.
– А-а-а, – тема оказалась исчерпана. Лидия Сергеевна слишком устала для того, чтобы продолжать дознание. Она закрыла глаза и, казалось, снова заснула.
Настя больше не боялась оставить ее одну – если уж человек в состоянии разговаривать, да еще и устраивать допрос, значит, умирать пока не собирается. Она на цыпочках подошла к двери, выдернула карточку-ключ и вышла. Теперь предстоял разговор с директором – если он не согласится вызвать врача или хотя бы позволить Пановой оставаться в номере столько, сколько нужно, Лидию Сергеевну ждут серьезные неприятности.
– Ну? – директор встретил Настю вопросительным взглядом.
– Сердце, – коротко ответила Настя, – сейчас уже лучше. Директор тут же схватился за телефон:
– Скажу, чтобы вывозили.
Настя, поражаясь собственной решимости, подошла к нему вплотную, нажала пальцами на рычаг и сразу же ощутила, как чувство собственного достоинства наполняет ее. Хватит уже всех и вся на свете бояться! Да и чем может грозить ей стычка с этим подлецом, кроме потери паршивого места уборщицы?! А на весах лежит жизнь другого человека. Женщины.
– Нельзя никуда сейчас вывозить, – Настя говорила так твердо, что в глазах директора поселилось замешательство, – ей нужен покой.
– У меня здесь не лазарет! – прошипел он, оклемавшись от первого шока. Надо же, какая-то уборщица смеет ему перечить!
Они долго и нервно обсуждали судьбу Пановой. Настя держалась молодцом и даже успела усвоить, что командный тон действует куда эффективнее пустых уговоров. Из затянувшегося спора с директором она вышла победительницей – он разрешил мадам остаться, правда, с одной существенной оговоркой. Лидия Сергеевна могла лежать в номере сколько угодно при условии его полной оплаты. Кроме того, придется раскошелиться и на никому не нужные услуги одного из стриптизеров. Настя быстро прикинула в уме – даже за два дня получается шесть тысяч евро как минимум. Безумные деньги! А у нее даже нет возможности поинтересоваться, станет ли Лидия Сергеевна платить. В итоге Настя махнула на свои опасения рукой и решила, что в случае чего заплатит сама – теперь благодаря Эдгару денег у нее было предостаточно. Стоит только позвонить Элен.
Приглашать врача директор наотрез отказался, и Настя, выходя из его кабинета, изо всех сил саданула с досады дверью. Она решила, что в отместку все ближайшие дни будет заниматься только Лидией Сергеевной. Пошли они к черту со своими глажками и уборками. Она не отходила от Пановой ни на шаг целых два дня. Оберегала ее покой, не разрешала вставать, сама приносила еду из кухни и заставляла есть. А главное, вела себя так, будто все произошедшее – в порядке вещей и не требует ни обсуждения, ни вопросов. Ну, мало ли, стало важной даме плохо в борделе, да кому какое дело?! Кажется, именно за такой конструктивный подход Панова была ей отдельно благодарна.
Они не говорили о жизни, не обсуждали личных проблем – только бытовые вопросы. К концу вторых суток к Лидии Сергеевне вернулись силы, и она начала вставать, зато Настя просто валилась с ног от усталости. Прощались тепло, словно родные. Лидия обняла Настю и сунула ей в руки одну из тех самых визиток. На аккуратном глянцевом прямоугольнике с российским гербом размашистым почерком был приписан мобильный телефон. «Звони в любое время, если понадобится помощь, – сказала Лидия, – не стесняйся». А Настя поймала себя на мысли, что запросто обратится к новой знакомой, когда обстоятельства того потребуют. И не будет никакого «стеснения»: после открытой перепалки с директором это чувство, кажется, безвозвратно ушло. И черт с ним! Невелика потеря.
Платить за «лазарет» Насте не пришлось – Панова сама потребовала счет. Едва на него взглянула, вынула из сумки плотную пачку денег, отделила часть и, не считая, бросила на стол. «Надо же, погуляла», – усмехнулась она, взяла сумку и вышла за дверь. Настя смотрела ей вслед и устало размышляла о том, что только с женщинами и можно иметь дело: они не такие неблагодарные твари, как мужчины. Тем, сколько добра ни сделай, все равно умудрятся обмануть и предать.
Глава 5
– Настя, ты почему сама не звонишь? – голос в трубке звучал обиженно и резко. – Все время я!
– Не успеваю, – Настя тяжело вздохнула в преддверии набивших оскомину телефонных баталий, – много работы.
– А-а-а. По разочарованному, всегда одинаковому мотиву этого «а-а»
Настя безошибочно угадывала мамины мысли: «Неблагодарная дочь!» – и тут же раздражалась.
– Что нового? – заторопилась она, чтобы пресечь возможные расспросы.
– Все по-старому, – мама едва сдерживала в голосе желчь, – бумаги вот пришли, что тебя из аспирантуры отчислили!
– Давно уже пора, – усмехнулась Настя. – И так что-то долго тянули.
– Как ты относишься к жизни?! – вспылила мама. – Откуда эти безразличие и цинизм?! Я переживаю, даже отцу говорить ничего не стала, чтобы тебя не ругал…
– Он же не разговаривает со мной, – перебила Настя, – уже три года!
– Ну, значит, в этом виновата ты!
– Ну, значит, я!
Обе обиженно замолчали.
– Да, – на этот раз, как ни странно, мама взяла себя в руки первой, – тут к тебе какой-то молодой человек заходил.
– Кто? – Настя похолодела от ужаса. – Ты его знаешь?
– Нет, – глубокомысленно ответила она, – но мы познакомились и мило побеседовали.
– Он представился?! – Настя не знала, что и думать. Если это кто-то из людей Сергеича, который до сих пор не смирился с ее побегом, вряд ли человек стал бы разводить разговоры и тем более – называть свое имя. А мама после его посещения не была бы такой привычно недовольной и в то же время спокойной.
– Да, – голос звучал без малейшего волнения: значит, совершенно точно, не расспрашивали и не угрожали, – назвался Стасом, твоим давним знакомым. Почему, интересно, я его не видела раньше? – Настя печально усмехнулась в ответ, спросив про себя: «А что ты вообще, родная моя, видела, кроме своих навязчивых идей?» – Оставил для тебя письмо. Хочешь, распечатаю и прочитаю?
