Гоголь. Четыре письма к разным лицам по поводу «Мертвых Душ». Выбранные места из переписки с друзьями, XVIII. 3.
Мы все здесь здоровы. Сестры растут и учатся и играют. Я тоже надеюсь кое-что получить приятное. Итак, не более как годка через два я приду в такую возможность, что, может быть, приглашу в Петербург посмотреть на них, а до того времени и нечего досадовать.
Гоголь – матери, 10 ноября 1835 г., из Петербурга. Письма. I, 355.
Я расплевался с университетом, и через месяц опять беззаботный казак. Неузнанный я взошел на кафедру и неузнанный схожу с нее. Но в эти полтора года – годы моего бесславия, потому что общее мнение говорит, что я не за свое дело взялся, – в эти полтора года я много вынес оттуда и прибавил в сокровищницу души. Уже не детские мысли, не ограниченный прежний круг моих сведений, но высокие, исполненные истины и ужасающего величия мысли волновали меня… Мир вам, мои небесные гостьи, наводившие на меня божественные минуты в моей тесной квартире, близкой к чердаку! Вас никто не знает, вас вновь опускают на дно души до нового пробуждения; когда вы исторгнитесь с большею силою и не посмеет устоять бесстыдная дерзость ученого невежи, ученая и неученая чернь, всегда соглашающаяся публика… и проч., и проч….Я тебе одному говорю это; другому не скажу я: меня назовут хвастуном, и больше ничего. Мимо, мимо все это!
Теперь вышел я на свежий воздух. Это освежение нужно в жизни, как цветам дождь, как засидевшемуся в кабинете прогулка. Смеяться, смеяться давай теперь побольше. Да здравствует комедия! Одну («Ревизор») наконец решаюсь давать на театр, приношу переписывать экземпляр для того, чтобы послать к тебе в Москву, вместе с просьбою предуведомить кого следует по этой части. Скажи Загоскину, что я буду писать к нему об этом и убедительно просить о всяком с его стороны вспомоществовании, а милому Щепкину, что ему десять ролей в одной комедии; какую хочет, пусть такую берет; даже может разом все играть. Мне очень жаль, что я не приготовил ничего к бенефису его. Так я был озабочен это время, что едва только успел третьяго дня окончить пиесу. Той комедии, которую я читал у вас в Москве («Женихи»), давать не намерен на театр.
Гоголь – М. П. Погодину, 6 декабря 1835 г., из Петербурга. Письма, I, 357.
Живо помню последнюю лекцию Гоголя: бледное, исхудалое и длинноносое лицо его подвязано было черным платком от зубной боли, и в таком виде фигура его, а притом еще в вицмундире, производила впечатление бедного, угнетенного чиновника, от которого требовали непосильного с его природными дарованиями труда.
М-н. Воспоминания. Рус. Стар., 1881, май, 157.
Состоящий по установлению в 8-м классе, Н. В. Гоголь, бывший адъюнкт по кафедре истории при импер. С.-Петербургском университете… по случаю преобразования университета остался за реформою с выдачею годового оклада жалования 1836, января 1-го… Аттестован был всегда способным и достойным и во все продолжение своей службы вел себя, как подобает приличному, благородному человеку.
Аттестат Гоголя, выданный из Петербургского университета. Рус. Стар., 1902, сент., 651.
Комедия совсем готова и переписана, но я должен непременно, как увидел теперь, переделать несколько явлений. Это не замедлится, потому что я во всяком случае решился непременно дать ее на Светлый праздник. К посту она будет совсем готова, и за пост актеры успеют разучить совершенно свои роли.
Гоголь – М. П. Погодину, 18 генваря 1836 г., из Петербурга. Письма, I, 360.
Вчера (на субботе Жуковского) Гоголь читал нам новую комедию «Ревизор»… Весь быт описан очень забавно, и вообще неистощимая веселость; но действия мало, как и во всех произведениях его. Читает мастерски и возбуждает в аудитории непрерывные взрывы смеха. Не знаю, не потеряет ли пиеса на сцене, ибо не все актеры сыграют, как он читает… Вигель его терпеть не может за то, что он где-то отозвался о подлой роже директора департамента… Гоголь от избытка веселости часто завирается, и вот чем веселость его прилипчива.
Кн. П. А. Вяземский – А. И. Тургеневу, 19 янв. 1836 г., из Петербурга. Остафьевский Архив, III, 285.
Барон Розен гордился тем, что, когда Гоголь на вечере у Жуковского в первый раз прочел своего «Ревизора», он один из всех присутствовавших не показал автору ни малейшего одобрения и даже ни разу не улыбнулся и сожалел о Пушкине, который увлекся этим оскорбительным для искусства фарсом и во время чтения катался от смеха.
И. И. Панаев. Литерат. воспоминания. Полн. собр. соч., VI, 68.
Я теперь занят постановкою комедии. Не посылаю тебе экземпляра потому, что беспрестанно переправляю. Не хочу даже посылать прежде моего приезда актерам, потому что ежели они прочтут без меня, то уже трудно будет переучить их на мой лад. Думаю быть если не в апреле, то в мае в Москве.
Гоголь – М. П. Погодину, 21 февраля 1836 г., из Петербурга. Письма, I, 365.
(Яким, слуга Гоголя, о Пушкине) «Они так любили барина. Бывало, снег, дождь, слякоть, а они в своей шинельке бегут сюда. По целым ночам у барина просиживали, слушая, как наш-то читал им свои сочинения, либо читая ему свои стихи».
По словам Якима, Пушкин, заходя к Гоголю и не заставая его, с досадою рылся в его бумагах, желая знать, что он написал нового. Он с любовью следил за развитием Гоголя и все твердил ему: «пишите, пишите», а от его повестей хохотал, и уходил от Гоголя всегда веселый и в духе.
Гр. П. Данилевский. Сочинения, XIII, 121.
Гоголь изредка посещал мою тетку (А. И. Васильчикову, у которой в 1831 году он был учителем ее сына) и однажды сделал ей такой странный визит, что нельзя о нем не упомянуть. Тетушка сидела у себя с детьми в глубоком трауре, с плерезами, по случаю недавней кончины ее матери
[30]. Докладывают про Гоголя. Он входит с постной физиономией. Как обыкновенно бывает в подобных случаях, разговор начался о бренности всего земного. Должно быть, это надоело Гоголю: тогда он был еще весел и в полном порыве своего юмористического вдохновения. Вдруг он начинает предлинную и преплачевную историю про какого-то малороссийского помещика, у которого умирал единственный обожаемый сын. Старик измучился, не отходил от больного ни днем, ни ночью, наконец утомился совершенно и пошел прилечь в соседнюю комнату, отдав приказание, чтоб его тотчас разбудили, если больному сделается хуже. Не успел он заснуть, как человек бежит: «Пожалуйте!» «Что, неужели хуже?» – «Какой хуже! Скончался совсем!» При этой развязке все лица слушавших со вниманием рассказ вытянулись, раздались вздохи, общий возглас и вопрос: «Ах, боже мой, ну, что же бедный отец?» – «Да что ж ему делать, – продолжал хладнокровно Гоголь, – растопырил руки, пожал плечами, покачал головой, да и свистнул: фю, фю!» Громкий хохот детей заключил анекдот, а тетушка с полным на то правом рассердилась на эту шутку, действительно в минуту общей печали весьма неуместную. Трудно объяснить себе, зачем Гоголь, всегда кроткий и застенчивый в обществе, решился на подобную выходку. Быть может, он вздумал развеселить детей от господствовавшего в доме грустного настроения; быть может, он, сам того не замечая, увлекся бившей в нем постоянно струёй неодолимого комизма.
