В нашем случае дефект образовался по вине работников аукциона (в фильме показано, что они носят специальную форму служащих), следовательно, вина лежит на них. Это является основанием для отмены сделки или переговоров по реставрации, что аукционный дом и попытался сделать. Последнее слово остается за покупателем, и наша героиня, естественно, отказалась. Но ситуацией воспользовался наш герой-миллионер, который во второй части фильма преподносит уже отреставрированную статую в подарок своей возлюбленной. Какая была цена покупки? Кто оплатил реставрацию? Кто возместил ущерб продавцу? Однозначно могу сказать, что цена покупки была намного ниже (минимум на 30 %), реставрация была проведена за счет аукционного дома, а разницу между ценой «молотка» и реальной ценой возместила страховая компания.
А что произошло бы, если бы наша героиня не смогла оплатить статую? Эта ситуация называется de folle enchère («де фоль аншер»). Купленная, но неоплаченная работа выставляется еще раз на аукцион. Если ее продают по цене меньшей, чем на первом аукционе, то разница покрывается за счет первого покупателя, если большей — аукцион зарабатывает.
Какие бы промахи, ошибки и казусные истории ни происходили, крупные аукционные дома стараются всеми возможными способами избежать судебных разбирательств, а иногда даже прибегают к услугам профессиональных медиаторов. Только 1 % споров доходит до суда. Для небольших домов эта цифра намного выше.
Арт-дилеры и брокеры
Функция: дилер покупает предметы искусства за свои или заемные деньги, а потом перепродает; в этом его бизнес схож с галерейным. Брокер, во французском варианте courtier, — это посредник между покупателем и продавцом (частное лицо или галерея). Он консультирует, помогает договариваться о деталях сделки и урегулировать все споры.
Деньги: любой дилер или брокер сидит сразу на двух стульях. Первый называется «искусство», второй — «бизнес». Доступ к крупному капиталу и конфиденциальной информации позволяет этим специалистам устанавливать цены на предметы искусства, создавать тенденции и решать, какие работы будут выходить на рынок, а какие — нет. Если цены аукционных домов легко узнать за долю секунды, то галеристы и арт-дилеры не обязаны раскрывать информацию о продажах. Эта лазейка в законе дает реальные возможности для спекуляции. Но спекуляция спекуляции рознь. Речь может идти и о десятках тысяч долларов или евро, а может и о сотнях миллионов.
Шанс попасть: низкий. Художник становится интересным арт-дилеру, если он как минимум 7–10 лет присутствует на первичном и вторичном рынке, о нем пишут СМИ и цены на его работы растут по экспоненте. Либо после преждевременной смерти на пике карьеры — тогда выкупаются все его работы.
Меня всегда поражала двуличная позиция европейского арт-рынка. С одной стороны, все борются за открытость и доступность информации. С другой — никто не предпринимает никаких реальных действий. Вообще очень по-французски — говорить много, а потом ничего не делать. Они часто используют негативную форму. На вопрос «как дела?» (comment ça va?), отвечают: «Неплохо» (pas mal). (Американцы бы сказали: «I’m ok».) Используют сразу три-четыре негативные цепочки. И даже сейчас, прожив столько времени во Франции и усвоив эти тонкости, в конце переговоров я иногда не могу понять, чем же они закончились. Уже не стесняясь, спрашиваю: «Так это да или нет?» Они впадают в «кому» от такого вопроса, прямота — это не про них. Код профессии: если сразу не понятно, значит, скорее всего, «нет».
То же самое происходит на семинарах и конференциях: мало конкретики. Однако узнав, что Женевский университет организовывает open talks
[8] на тему рисков на рынке искусства, я все же решила туда поехать. Тема структурирования сделок и минимизации рисков всегда меня интересовала, а конференция была хорошей возможностью послушать и переговорить с топовыми представителями европейского рынка искусства — от известных адвокатов и управляющих частными фондами до изобретателя биометрического паспорта для картин.
Там я и познакомилась со скандально известным швейцарским арт-дилером Ивом Бувье (Yves Bouvier).
Он сидел в самом конце зала. Мужчина чуть за пятьдесят, небольшого роста, рыжие волосы. Одет просто, по-европейски: в джинсы, рубашку и свитер. Если встретишь такого на улице, внимания не обратишь. Его статус выдавали лишь эксклюзивные часы на руке. У меня глаз на такие вещи наметан. На нем были «vintage»
[9] и интеллигентно дорогие. «Определенно сделаны на заказ», — отметила я про себя.
Ив Бувье — уже бывший владелец Natural Le Coultre, швейцарской компании, специализирующейся на транспортировке и хранении произведений искусства. Она же была основным арендатором и миноритарным акционером свободного порта в Женеве. Через нее осуществлялась основная часть перемещений и организация хранения предметов искусства. Но самым главным активом Бувье являлась «закрытая» информация. К тому же он был основным поставщиком «вечного» для российского миллиардера и коллекционера Дмитрия Рыболовлева.
Месье Бувье знал, что́, когда и кому продается. Он приобретал полотна, которые могли бы заинтересовать миллиардера, и потом продавал их с наваром как минимум в «шесть нулей». Объем сделок достиг $2 000 000 000, а прибыль дилера составляла половину. Это явно не понравилось Рыболовлеву, и в 2015 году он поднял флаг судебной войны по всему миру против дилера. Арт-рынок также открыто осуждал Бувье — и это напряжение чувствовалось даже здесь. Тем не менее он старался держаться отстраненно, но хитрые глаза и напряженные жесты выдавали его волнение.
«А он еще тот крепкий орешек», — подумала я. Наши взгляды встретились, и мы слегка улыбнулись друг другу. Знакомство произошло возле с бара с напитками. Переговорили о важности мероприятия, обсудили тезисы спикеров и обменялись парой дипломатических фраз. И разошлись, как это бывает на таких мероприятиях.
После перерыва его место осталось пустым: ушел по-английски. Что оказалось для меня неожиданным, так это осуждающие взгляды участников конференции в мою сторону. Я оказалась единственной славянкой. Наша любознательность и душа для иностранцев всегда будет потемками и предметом для обсуждения и осуждения.
В декабре 2019 года апелляционный суд Монако признал действия дилера законными и закрыл дело. Будет ли кассация? Скорее всего, да. По ту сторону океана, в Нью-Йорке, история только начала набирать обороты. Адвокатам миллиардера удалось вовлечь в разбирательство аукционный дом «Сотбис» как одного из потенциальных пособников в делах арт-дилера. To be continued…
Если в случае Ива Бувье мы говорим об индивидуальном предпринимательском таланте, то произнося фамилию Вильденштейн (Wildenstein), подразумеваем уже целый клан арт-рынка.
Это не «новый капитал» — он накоплен несколькими поколениями, которые не часто, но с завидным постоянством балансировали на грани закона. Через их руки прошли несколько сотен, если не тысяч, произведений Боннара, Мане, Караваджо, Берта Морисо, Гогена, Моне и Пикассо. Они становились участниками многих скандалов, налоговых и судебных тяжб. Но им всегда удавалось выйти сухими из воды.
