А Вазари продолжает мартиролог дальше, описывая несохранившуюся роспись в родном городе Пьеро делла Франческа, где «в приходской церкви он написал фреской изнутри в средних дверях двух святых, которые считались работой прекраснейшей. В монастыре августинцев он написал на дереве образ главного алтаря, и работа эта получила большое одобрение, фреской же он написал Мадонну делла Мизерикордиа для одного сообщества», и эту исчезнувшую Мадонну делла Мизерикордиа не надо путать с Мадонной делла Мизерикордиа, написанной на доске, – сейчас она находится в городском музее Борго-Сансеполькро.
Не сохранились и изображения на сводах ризницы в Лорето, которые Пьеро делла Франческа начал со своим учителем Доменико Венециано, но, убоявшись чумы, они уехали, оставив работу незаконченной. До ума эти ризницы доводил его ученик Лука Синьорелли, и такое уникальное соединение трех великих манер в одной заставляет горевать об утрате особенно горько.
Пьеро делла Франческа успел поработать даже в монастыре Монте-Оливето-Маджоре, позже прославившемся великими циклами Содомы и Синьорелли. На стене высоко в нише он изобразил там святого Винсента, «который художниками ценится весьма высоко. В Сарджано близ Ареццо, в монастыре францисканцев-цокколантов, он написал в одной из капелл прекраснейшего Христа, молящегося ночью в саду».
Потом была еще масса неизвестных картин, написанных в Перудже; от них тоже остались крохи, а вот от «Обручения богоматери» в церкви Сан-Чирако д’Акона не осталось и следа. А Вазари и ее называл «прекраснейшей».
Если до нас не дошли фрески и картины Пьеро делла Франческа, то стоит ли жалеть о хоругви для процессий, которую он расписал все в том же благословенном Ареццо, где в военном шатре спит, охраняемый слугой, царь Константин и видит сны?
Явно ведь сны о чем-то большем…
Рано или поздно с этим приходится смириться: да, до нашего времени добралась мизерная часть того, что сделал великий художник. Между прочим, именно это позволило некоторым искусствоведам говорить о том, что после выплеска фресок в Ареццо с историей обретения животворящего креста делла Франческа выдохся и окончательно устал. Начав слепнуть.
Но тут на территорию традиционного искусствоведения вторгся историк Карло Гинзбург и заговорил об изменении общепринятых датировок.
Размышлизм конца дня Пьеро
Искусство – максимально доступная в путешествии опция из-за невозможности всех других. Гораздо душеподъемнее не скакать зайчиком по церквям и музеям, но сидеть на веранде у своего домика и смотреть, как по небу Тосканы плывут облака.
Но бегство от реальности должно быть оправдано безукоризненной мотивацией. Например, желанием прикоснуться к подлинности, которая живет в музеях, несмотря на всю зареставрированность картин и фресок. Иногда мелькая перед нами радугой.
Стихийная феноменология толкает меня внутрь искусственного мира: реальность непереносима, зато здесь, среди хрестоматийных шедевров, возникает ощущение прорыва к реальности, хотя, возможно, это тоже иллюзия. Только иного порядка и, что ли, более высококачественная.
Поезд и автомобиль
Жаль, не догадался я в этой поездке фотографировать места прибытия и стоянки – все то, что затакт и вынужденные, но особенно сладостные промежутки, соревнующиеся друг с дружкой своей незаполненностью.
Бесплатные и задумчивые автостоянки на окраинах, окруженные кубиками относительного новостроя, претендующего на комфорт последних времен, – тихие дворы, еще более тихие рекреационные зоны возле школ, детских садов и общественных зданий непонятной направленности, мимо которых каждый раз выбираешься к маршрутам истории и искусства, ориентируясь на особенно эффектные купола и башни (самые высокие и красивые обязательно приведут к центру), где уже и молодежи погуще, и туристические автобусы начинают толпиться у городских ворот.
Пока хожу по достопримечательностям, машина стоит на приколе вне каких бы то ни было развлечений, до которых же еще нужно дойти ногами, тратя на бесплодные, казалось, трипы самое что ни на есть драгоценное время (которое если выделил на осмотр того или иного города, вроде бы изменить уже нельзя или тем более вернуться), особенно ощутимое, ибо посчитанное и осязаемое.
Но именно вот эта позиция прибытия сбоку – из переулков возле автобана – позволяет увидеть город в динамике: как гармошку возможностей, сжатых до однодневной экскурсии. Той, что «грозит» местным, освоившим «постоянные экспозиции» местного музея еще в школе, во время групповых посещений.
Ведь подлинная вольница и разнообразие начинают начинаться как раз после окончания вот этой обязательной программы – типа, что же, что еще доступно местному жителю вне того, что знает тупой путеводитель?
Типа, ты, как всегда впрочем, находишься в выигрышном положении, так как твоя судьба – приехал, уехал, а не торчать здесь, подвиснув в вечности, вечность, поскольку теперь зависаешь в других, не менее комфортабельных условиях и местах.
Между стоянкой и вокзалом
Но я же хотел о другом совершенно сказать. Про то, что приезжать в город на поезде – совершенно иное агрегатное состояние местного сна. Причем не только географическое, да?
Подтянутый железнодорожными путями сразу в центр, проходишь насквозь вокзал, привокзальную площадь с транспортными развязками, где впервые примериваешься к «вкусу и запаху» местности.
В каких-то городах привокзалье обрамляют просторные площади со старинными домами по краям, с лавками да кафешками, точно кварталам этим, слипшимся пельменями, не терпится подступиться к черте старта в сторону медины. В других городах регулярность застройки отступает в глубь ничейной территории, похожей на зеркало сцены с незримыми кулисами по краям, и нужно одолеть придорожный майдан, чтобы где-нибудь сбоку втиснуться в местный транспорт, обрамляющий картинку провинциальной жизни, раскрашенной пирамидальными карандашами по обе стороны дорожной карты.
Машина, на которой приехал, отчуждает не только город от тебя, но и тебя от города; поезд бросает путника внутрь сразу же, с обрыва – и в карьер, не дав очухаться. Это накладывает послевкусие на весь последующий визит, отходящий потом некоторое время от маячков тревожности.
И, кстати, совсем непонятно, какое агрегатное состояние для восприятия города лучше. Мне кажется, пропуск через железнодорожные вокзалы особенно подходит небольшим городкам с сонницей посредине – в таком случае пустые перроны дают хоть какое-нибудь ускорение.
А в мегаполисы, как в непредсказуемую воду, лучше входить постепенно – наблюдая перспективу, которая, в отличие от линии горизонта, способна приблизиться, распавшись поблизости на ворох подробностей, никак не связанных между собой.
