Вы подружились с новыми соседями, миссис Уайтхед?
Кит Тейлор громко вздыхает и встаёт. Судья, есть ли смысл в этих расспросах?
Судья Райс сидел с закрытыми глазами, подперев голову рукой. Теперь он выпрямился и смотрит на меня. Я слышал, недавно вы устроили Грейс Кауден взбучку в церкви.
Кит пожимает плечами и нахмурясь смотрит в свой блокнот.
Жена до сих пор это вспоминает. Судья смеется. Эх, девочки! То ждете неприятностей, то их провожаете. И коль скоро речь о моей жене, я встречаюсь с миссис Райс ровно в час за обедом в «Загородном клубе». У вас есть вопросы к миссис Уайтхед, относящиеся к делу?
Скутер Клеменс важно кивает. Да, сэр, спасибо. Миссис Уайтхед, вы можете сказать нам, как далеко находится ваш дом от дороги местного значения Ферма – Рынок, номер сто восемьдесят два?
Старая дорога на ранчо? – спрашиваю я.
Дорога на ранчо? – говорит он. – Нет. Дорога Ферма – Рынок, номер сто восемьдесят два.
Я пожимаю плечами. Все называют её дорогой на ранчо.
Судья Райс не так называет. И я тоже. Он смотрит на присяжных, как будто сказал шутку, понятную только своим, и колготки на моем животе, еще дряблом после родов, тянут невыносимо. Думаю об Эйми Джо и о маленьком четырехмесячном сыне, оставленных дома с миссис Шепард, чтобы я могла прийти сюда, исполнить мой гражданский долг, рассказать о том кошмаре. Я не искала этой неприятности. Она сама ко мне пришла. Я на неё не напрашивалась. В груди начался зуд и жжение – я уже четыре часа не кормила маленького и боюсь опозориться перед этими мужчинами – если молоко просочится сквозь салфетки, которые я подложила в лифчик. И говорю Скутеру, что речь не о дороге Ферма – Рынок. Все знают, что она называется дорогой на ранчо. Кроме нездешних, к каким, вероятно, относится он, потому что башмаки его, похоже, никогда не ступали в коровью лепешку. Присяжные смеются, и я напоминаю им, что в то воскресное утро первой увидела живую Глорию Рамирес.
Дорога на ранчо, говорит Клеменс. Хорошо. Миссис Уайтхед, в то утро, когда мексиканская девушка, – он заглядывает в блокнот, – Глория Рамирес постучалась к вам в дверь, что она сказала?
Сказала?
Да. Что она вам сказала?
Да ничего она мне не сказала, говорю я.
То есть ни слова? – Клеменс снова оглядывается на присяжных, я тоже. Узнаю из двенадцати троих, которых встречала в городе. Смотрят благодушно и озадаченно, словно жалеют меня.
Она попросила воды, говорю ему, и сказала, что хочет к маме.
Она пила накануне вечером? Была с похмелья?
Сомневаюсь, мистер Клеменс. Она еще ребенок.
Ну, четырнадцать лет…
Я перебиваю его. Да, и четырнадцать лет – это ребенок.
Клеменс улыбается. – Одной четырнадцать – для другой это семнадцать, так мой отец говорил.
Мне хочется вскочить, схватить стул и огреть его по голове. Но сижу, слушаю, скручиваю руки сложными узлами.
Она сказала вам, что к ней приставали?
Простите?
Я пытаюсь быть деликатным, миссис Уайтхед. Глория сказала, что её изнасиловали?
Я её видела. Видела, что он с ней сделал.
Но эта юная дама сказала вам, что её изнасиловали? Она употребила это слово?
На девочке даже не было туфель. Она шла босиком три мили, чтобы только избавиться от него. Господи Иисусе, он так её бил, что порвал ей селезенку.
Судья Райс наклоняется и тихо говорит: будьте добры, у меня в суде не поминайте имени Господа всуе.
Ты что, меня разыгрываешь? – хочется мне сказать. Нашел время. Но опускаю голову и борюсь с желанием оттянуть резинку на поясе. Говорю: да, сэр.
Тут сказано – Скутер снова уставился в свой блокнот, – что у мисс Рамирес колотые повреждения и ссадины на ступнях и руках, полученные в результате падения. Не могла ли она повредить и селезенку, когда упала?
Не дожидаясь моего ответа, он напоминает мне, что я поклялась говорить правду, всю правду, и так далее, и поскольку он хочет, чтобы всё было предельно ясно, говорит со мной медленно, как с ребенком. Миссис Уайтхед, я задаю вам простой вопрос. Ответьте просто: да или нет. Она сказала, что он её изнасиловал?
Да, отвечаю. Она сказала.
Употребила именно это слово?
Да, употребила.
Кит Тейлор берется двумя пальцами за нижнюю губу и оттягивает её. Кажется, он готов заплакать. Я смотрю на задний ряд, где сидит мистер Рамирес, но он смотрит на свои колени.
Извините меня, Мэри Роз, но прежде вы утверждали другое. Сейчас вы рассказываете нам маленькую сказку?
Нет, говорю я. Я только теперь вспомнила.
Понятно.
Тут встает Кит и просит разрешения поговорить со мной наедине. Судья Райс отказывает в просьбе – время позднее, и ему надо в комнату для мальчиков, – но говорит, что Кит может подойти к свидетельнице, если хочет. Кит пересекает зал в четыре длинных шага и встает передо мной. Мэри Роз, шепчет он, вы должны сказать правду.
Этого слова она не произнесла, говорю я суду. Но этого и не требовалось. Всем, у кого глаза на месте, и так было понятно.
Клеменс улыбается, как будто только что выиграл в футбольный тотализатор. – Итак, вы рассказали маленькую сказку. А что скажете вот об этом джентльмене, сидящем здесь? О мистере Стрикленде. Его вы видели в то утро?
Да, он тоже пришел к моей двери.
Чего он хотел?
Он её искал.
Он беспокоился о своей подруге?
Она ему не подруга. Она ребенок, а он взрослый мужчина.
Хм, говорит Скутер, не думаю, что мисс Рамирес назвала ему свой возраст. – Её имя он произносит с растяжкой, глядя на присяжных – убедиться, что все расслышали.
Итак, он искал эту молодую женщину, которая выехала с ним накануне вечером?
Она была до смерти напугана, когда пришла ко мне. Он убил бы её.
Откуда вы знаете? Это она вам сказала?
И говорить было не нужно. Я видела её.
Мистер Стрикленд вам угрожал? – спрашивает Клеменс.
Он кричал, чтобы я пошла в дом и привела её. Назвал меня сукой.
Миссис Уайтхед, говорит судья Райс, прошу избегать здесь таких выражений.
Итак, он был с похмелья, – Клеменс опять смотрит на присяжных так, словно все они однокашники, – полагаю, как и кое-кто из нас наутро после Валентинова дня. И был несколько раздражителен из-за того, что у них случилась размолвка, и девушка ушла?
Протестую, говорит Кит Тейлор, – но судья Райс отвечает: Нет, Кит. Перестаньте. Вы же не первый день в суде.
Протестую, судья! Он пытается сочинить какую-то другую историю.
