Отправляем её домой пораньше, чтобы не делиться чаевыми, но напоследок Эвелина подбадривает её. Карла, дорогая, нефтяной бум – это значит, что за вечер пятницы можно заработать месячную плату за жилье, на первый взнос за машину и кое-что еще отложить в банке. Можно внести залог, помочь кому-то из наших ребят избавиться от зависимости, выплатить за семестр в младшем колледже. Всё – на чаевые за неделю. Так что если посетитель хочет, чтоб мы улыбались, можешь позакладать правую сиську, что так и сделаем. Губки лодочкой, как резиновые. Зубки белые, как бумага, ямочки на щеках, как скобки.
После закрытия, когда столы отмыты, полы подметены и собраны приборы в таком количестве, что можно накормить всю армию США, мы выпиваем напоследок и по двое, по трое идем к своим машинам. Проверяем, не спустило ли у кого колесо, не разрядился ли аккумулятор. Мы готовы к неожиданностям: есть и провода для запуска двигателя, и быстрый герметик для ремонта шин. В сумках у нас пистолеты и газовые баллончики. Эвелина, левша, носит в сумке маленький короткоствольный, а другой у нее в бардачке «Форда-Мустанга». За стойкой у неё старинная электропогонялка для скота – это для обычных осложнений, а на крайний случай – помповое ружье.
Два часа ночи, а на улице все еще тридцать два градуса. Недавний дождь прибил пыль, и сейчас облака, освещенные луной, светлы и пусты, как старые церкви. Движение, как всегда в эти часы, небольшое, но если Эвелина права насчет сланцев в Боун-Спрингсе или месторождения в Озоне, через несколько месяцев тут будут длиннющие пробки, и номера из всех частей страны, и проголодавшиеся мужчины с наличными в карманах. Ждем с нетерпением.
* * *
С понедельника по пятницу мать Карлы работает на заводе подшипников, но с удовольствием присматривает ночью за малышом. Новенькие первый месяц работают в обеденное время, когда наплыв, объясняет Карле Эвелина. Карла нанимает няньку для Дианы и берет четыре смены в неделю. В кладовой, где мы закусываем за складным столом, она прилепляет липкой лентой карточку к стене; на карточке её телефон и слова: я готова подменить в любой вечер и в выходные. Спасибо, Карла Сибли. Кто-то перечеркивает её фамилию и пишет: Дорогая. А под этим: Улыбайся! Потому что это ей трудно дается.
Дожидаясь, когда кто-то не выйдет на смену по болезни, она пьет кофе ведрами, подсчитывает чаевые и старается запомнить, что надо улыбаться. Напоминает себе, что с последней работы её уволили – а место было славное, за баром в загородном клубе, – потому что не приглянулась постоянным посетителям. Корина Шепард не в счет, сказало ей начальство. Мужчинам кажется, что они вам неприятны. И в конце смены Карла собирает нетронутые столовые приборы и вытирает холодильник для льда, так чтобы видеть в нержавеющей стали если не отражение своего лица, то хотя бы неясные очертания темно-каштановых кудрей, широкого лба и темных кругов под глазами – от потеков туши и от того, что ребенок до сих пор не может проспать ночь спокойно.
Торговые представители нефтяных компаний приходят на ланч, благоухая так, словно только что вышли из парфюмерного отдела универмага «Диллардс». На них рубашки поло и брюки защитного цвета. Если ехали из Хьюстона, то останавливались в Сан-Анжело: купить сапожки из страусиной или аллигаторовой кожи. Если ехали из Далласа, то заезжали за обувью к Джеймсу Ледди или в «Ласкиз». Все носят стетсоны, и у всех чековая книжка в кармане рубашки.
У них картонные тубы с топографическими картами, и после ланча они разворачивают их на столе. Новые месторождения здесь, здесь и здесь – они показывают на пастбища и на территории, в прошлом годившиеся для выпаса, – три миллиарда баррелей нефти и столько природного газа, что можно дважды сжечь всю землю. Инфраструктура готова, говорят они частным нефтедобытчикам и обедневшим скотоводам, – или почти готова. Они говорят о праве ограниченного пользования землей, об ограждении пастбищ, о прудах для сточных вод, о скважинах, о непредвиденных разливах нефти. Они говорят о недавно обнаруженных сланцах в бассейне Делавэра, о месторождении газа поблизости от ранчо «Боуман». Они продают и покупают воду и обещают запирать за собой ворота, чтобы коровы не выходили на шоссе. Они кивают и обещают напоминать работникам, что хороший бык стоит трехмесячного жалованья. Когда заключают сделку, они вынимают чековые книжки, поднимают палец, и Карла несет всем по стакану.
Она платит няне и помогает матери платить по закладной. Открывает сберегательный счет для Дианы. В свободный день едет посмотреть «Бьюик Скайларк» 1965 года, объявление о котором прочла в «Американ». Гаражи расположены сразу за границей города, шесть ангаров из гофрированного металла, через поле от них церковь Евангелия Жизни на Полноводной реке, название обманчивое, потому что ближайшая река – Пекос обычно выглядит так, как будто население округа собралось там и всё одновременно в неё покакало. Женщина объясняет Карле, что это машина её матери и стоит тут с кризиса 1972 года. Не очень приёмистая, но восемь цилиндров и всего 5000 миль пробега. Двести долларов наличными, и она ваша.
Карла садится на водительское место – покои золотого мятого бархата, все еще пахнущие табаком старой дамы, детской присыпкой и жевательной резинкой. Заднее сиденье такое просторное, что хоть палатку ставь, и Карла уже представляет себе, как там прыгает Диана, когда они едут по шоссе к новой жизни. Женщина дает ей ключи, один – зажигания и от водительской двери, второй от бардачка, третий от багажника. Карла включает зажигание, мотор бурчит и умолкает. Она поворачивает ключ еще раз. Мотор взрёвывает, урчит и трясёт её – от зада до ступни на педали газа. Ах, черт, да, думает она. За сто пятьдесят отдадите? спрашивает хозяйку машины.
* * *
Почему Бог дал нефть Техасу?
Чтобы загладить то, что Он сделал с этой землей.
* * *
Вечера – это деньги, говорим мы Карле, когда она впервые заступает на вечернюю смену. После девяти это в большинстве мужчины с набитыми бумажниками и еще мокрыми после горячего душа волосами. Карла, дорогая, говорим мы ей, они могут стоять под горячей водой, пока кожа не слезет, и все равно будут пахнуть, как старый бздёх в запертой комнате.
Мы объясняем ей, какие мужчины ничего не имеют в виду, когда отпускают шуточки, берут тишком за талию, зовут замуж, – а какие кое-что имеют. Слушай их дурацкие байки, говорим мы о первых. Смейся их дурацким шуткам. А насчет вторых предупреждаем: никогда не оставайся с ними наедине. Не говори им, где живешь. Вон того остерегайся – показываем на Дейла Стрикленда, который сидит у конца стойки и напивается в одиночку, – извращенец, на брюнеток западает. Приготовьтесь, девочки, говорит Эвелина. Дела закрутятся со дня на день.
Карла говорит нам, что папа Дианы моряк, служит сейчас в Германии, но пока заворачиваем серебро в салфетки, выдумка её быстренько обнаруживается. Да неважно, кто он был, говорит она, какой-то из Мидленда.
А что важно? Диана уснула сегодня, и Карла успела принять горячий душ перед сменой. Показывает полароидный снимок, сделанный этим утром. У Карлы волосы с рыжиной и светло-карие глаза. Нос обсыпан веснушками, круглые щеки сохранили еще что-то детское. Черная майка не прячет веснушки на плечах. Дочка, с головы до ножек в розовом, смотрит большими глазами в объектив, прижавшись щечкой к материнской щеке. Сегодня ей исполнилось четыре месяца, говорит нам Карла. А имя у нее, как у богини. Красивая, говорим мы Карле, и до чего похожа на тебя.
