– Сколько же надо было сотворить жестокостей, чтобы злоба сделала твое лицо таким прекрасным, блоха, – тепло сказала Долли, разглядывая рыцарственную красоту мужчины напротив. Из таких персонажей выходили знаменитые генералы и великие полководцы, отдающие холодные трезвые приказы к войне.
В ответ она услышала гневный нечеловеческий рык.
– Каждый видит то, что боится увидеть в себе, качапуя, – продолжала смеющаяся Долли.
Однако лицо мужчины уже не улыбалось, наоборот, оно особенно напряглось и стало исходить судорогами.
– Острый язык – как лезвие, черная Долли, – прошипел мужчина или тот, кто говорил от его имени. Руки его сжались в кулаки, и костяшки побелели от сильного ожесточения.
– Хочешь попробовать мой язык в деле, качапуя? – спросила Долли, и глаза ее стали черными, теряя человеческий облик.
Мужчина не поменял позиции, но, прищурившись, решил помедлить с нападением.
– Разрешаю увидеть себя, – властно сказала Долли, и тут стало происходить что-то пугающее.
Долли провела руками в воздухе, словно разрезая его на две части, и на глазах ее нос стал проваливаться, щеки серели отвратительной зеленой чешуей, обнажая некрасивые кости с мерзкими серыми кусками мяса; волосы зашевелились, словно тысячи насекомых забегали по ее голове, и первые локоны, безобразно скукожившись в седые клочки, посыпались на землю, обнажая абсолютно белый, словно полированный, череп.
Но самое страшное происходило с глазами: они вытекли большими белыми каплями из глазниц, оставив черные пустые дыры, где остались гореть, повиснув в воздухе, дьявольские огоньки, которые только разгорались от страха, охватившего фигуру напротив. Огоньки упрямо следили за каждым движением мужчины, который стал раскачиваться и пятиться назад.
Рот все еще улыбался, но кожа нещадно слезала, исчезала шея и челюсть, а белые ровные зубы, зловеще стуча друг о друга, стали превращаться в страшную дьявольскую пасть какого-то монстра. Из этой зловещей черной щели вдруг показался длинный тонкий язык, на конце и в самом деле острый, поблескивая стальным лезвием.
– Хочешь попробовать его? – зверски прошипело чудовище, еще несколько минут назад бывшее Долли, опасно приближаясь к человеку. Ужасный смех и страшное карканье вырывались из дьявольской щели этого существа, на ходу оно разрывало свои одежды. Там, где только что белела красивая женская шея и грудь, кожа словно обугливалась и, шипя, облезая, повисала на серых мертвецких костях. Огоньки глаз неотрывно следили за каждым движением фигуры напротив.
– Хочешь жить, качапуя? – спросила мумия с кинжалом вместо языка.
И тут будто дьявольские превращения коснулись и бравого мужчины, чье тело вдруг, сжавшись, посинело, а потом и вовсе почернело. Словно разрываясь на части от страшной боли, мужчина стал отчаянно кричать, его крик, огласивший весь Лес, ударной волной сбил с ног всех присутствующих:
– Я хочу жи-и-ить, – извергалось из горла мужчины, отчего его голос стал превращаться в жуткий визг, и он, споткнувшись, сам свалился на землю.
– Какая злая шутка, капачуя: не пройдет и пяти минут, как ты будешь молить меня о смерти, – грустно сказала мумия, а потом опять жутко расхохоталась от своих же слов.
Человека била дрожь, он катался по земле, словно его били палками изнутри, и вдруг его лицо изменилось до неузнаваемости, потеряло человечий вид и стало похожим чем-то на облик приближающейся мумии: острые, словно иглы, длинные зубы, черная полоска кожи вместо рта, раздутые черные ноздри и огненные глаза. Еще какое-то время мужчину колотило и рвало изнутри, но потом из его рта стал подниматься черный смерч, на ходу раскручивающийся и раскачивающий тело, болезненно скрученное на земле.
Мумия остановилась, наблюдая, как этот смерч покидает бездыханную фигуру и превращается в нечто. Гигантский черный скакун с поднимающейся густой гривой и черным черепом вместо морды будто парил над человеком, тяжело дыша и извергая проклятия в сторону мумии. Как вдруг конь рванул, оставив валяться бездыханное тело на траве, и то ли поскакал, то ли поплыл черным облаком в сторону Молли, видимо, желая сожрать или раздавить белую фигуру Королевы. И сделав прыжок в воздухе, собрав все свои нечеловеческие силы, монстр бросился на нее.
Однако произошло обратное: коня, словно он ударился о невидимую преграду, как котенка, сильно подбросило в воздухе снежной волной, согнуло пополам и со всей нечеловеческой силой ударило о землю. Грязь, трава и пыль огромными комьями разлетелись по округе, открывая большую яму, в центре которой валялась не имевшая обличья орущая от невиданной боли тварь. И вновь страшный визг или крик оглушил Лес, отчего всем пришлось закрыть уши, такой пронизывающий и жуткий он был.
– Человека, который научился любить от всего сердца, научился принимать любовь и окружающий мир во всем его великолепии и уродливости; человека, который смог превозмочь себя и не ответить злом на зло, подлостью на подлость; человека, сумевшего в каждом своем друге и недруге увидеть нечто хорошее, не могут тронуть твои проклятья, качапуя, – проговорила мумия, возвышаясь над ямой, где оказался конь, который уже собирался с силами и разворачивался в сторону говорившей. Разрывая черным копытом землю, дымясь от злобы и ярости, тряся своей страшной мордой, он вновь готовился напасть на хохочущую мумию.
– Попробуй теперь со мною, блоха, узнай, что думают о тебе все твои жертвы, униженные и оскорбленные, поруганные и жестоко растерзанные.
Конь рванул, но чем ближе он приближался, тем шире раззевалась пасть мумии, которая подалась вперед, будто вдыхала приближение твари. Конь притормозил, ибо его стало засасывать и тянуть в страшную клыкастую щель, остроконечный язык уже ядовито исходил отвратительной влагой.
– Тому, кто уже умер, не страшны твои проклятия, качапуя; тому, кто сам познал зло, не страшны твои угрозы; тому, кто убивал и поплатился, не страшны твои оскорбления, – шипела мумия.
Коню удалось оторваться от смертоносного засасывания, и он отчаянно стал носиться по полю в надежде скрыться или убежать. Чудовищное ржание и визг разносились по округе. Он хотел было прыгнуть на женщину с ребенком, и уже в прыжке на него обрушился удар молнии, который обжег и отбросил монстра в сторону. Конь ошеломленно оглянулся и увидел причину своего падения: Молли держала в руках мощный кнут, который светился, словно молния в черном грозовом небе.
– Десять, – сказала Молли, – любовь, качапуя. Каждое существо на земле познало это чувство хотя бы один раз. Вспомни себя.
– Девять, – произнесла мумия, и огромный черный кнут хлестнул животное зеленой вспышкой, оставляя шипящие и бурлящие раны на спине. Дьявольский конь заржал от нестерпимой боли, – уважение. вспомни себя, качапуя, когда-то у тебя было уважение.
– Восемь – служение. Приблизься, качапуя, подчинись правосудию, – ударив кнутом и рассекая воздух, произнесла Молли. Кнут не тронул животное, но от страха оно рвануло в сторону мумии.
– Семь – радость. Прыгай, блоха, сюда, – сказала мумия и тоже рассекла воздух, не затрагивая животное. – Радость – великое чувство, способное исцелить даже черные души.
