Мне впервые приятна сейчас.
Ты красавица, и, без фальши,
Расцветаешь день ото дня.
Ты как будто умнее и старше
И как будто сильнее меня.
Мне впервые уйти не хочется,
И не скучно, когда мы одни.
Впереди у меня одиночество,
В настоящем – счастливые дни.
Отдохну и уйду я, милая,
Но судить ты меня не берись.
Так сложилось: дорога длинная
И такая короткая жизнь.
Не мрачней. Ты все это забудешь,
Нас судьбы не связала нить.
Ты кого-то другого будешь
По-хозяйски черешней кормить.
В.М.
* * *
В коробке много писем Мороса из тюрьмы. Он отправлял их на абонементный ящик, а потом забрал, когда вышел. Это интересные письма, но слишком длинные для полного пересказа, и в них много формул, которые вам вряд ли интересны. Моих знаний юриста и художника недостаточно, чтобы осмыслить, например, формулу фрактала Мандельброта, которая там приведена, но, когда мы с Пашкой поехали на очередное задание, он, словно угадав мои мысли, начал расспрашивать про архив Мороса.
– Нашла что-то интересное?
– Есть. И немало.
– Мне больше всего там акварели понравились.
– Это не его. Он, пока был в тюрьме, попросил своего друга сдавать квартиру бесплатно.
– Как это «сдавать бесплатно»?
– Просто пускал туда жить всяких нуждающихся. И вот там жил пару месяцев какой-то художник.
– Добрый какой был уголовник…
– Нет, он был не добрый. У него была целая философия на этот счет.
– Урка устроил дома притон. Прямо Кант
80, ни дать ни взять.
– Современные философы – это совсем не те аристократы, которых мы наелись в школьной библиотеке.
– Что же он открыл нового для мира?
– Он открыл не для мира, а для себя. И никому своих открытий не предлагал. Глупо в двух словах пересказывать, но смысл был в том, что из-за его косвенного участия погибло много людей. Сам он жил очень плохо и бестолково.
– Есть такие семьи…
– В точку. Это как родовое проклятье или родовой грех, от которого нужно избавиться. То есть не продолжаться, чтобы прекратить эту череду злодеяний.
– Тогда надо повеситься, вот и вся философия.
– Но Морос не верил в смерть души. Он считал, что родится вновь в этом мире или в следующем, более сложном. Он был уверен, что мы приходим в этот мир из плоского, двухмерного мира, а переходим потом на следующий этап в более сложный мир, и он будет сеять смерть и сам страдать дальше бесконечно долго, если ничего не придумает.
– Придумал?
– Придумал.
– Очень интересно.
– Он придумал рекурсивную формулу.
– Какую?
– Рекурсивную, то есть с элементами повторения, фрактальную формулу.
– Фракталы… Фрактал Мандельброта. Он нужен, чтобы увеличить четкость береговой линии в картографии.
– Почти так! Но ты знаешь об этом?!
– Я же не совсем кретин.
– Об этом мало кто размышляет.
– Спасибо.
– Ну так вот, по мнению Мороса, для того, чтобы исчезнуть, нужно в своей жизни создать полное равновесие разрушительных и созидательных поступков. Если больше разрушительных, то ты откатываешься назад в плоскость, если больше созидательных, остаешься в этом мире или переходишь в следующий, если его интеллектуально тянешь.
– Причем тут интеллект?
– Морос думал, что из плоскости в объем рождаются только те, кто интеллектуально дорос. Дальше, в следующих жизнях, следующих пространствах и более сложных измерениях все идет по тем же законам, но с нарастающими условиями, то есть сейчас важен баланс трех вещей: знаний, разрушения и созидания, а что будет в следующем, более сложном мире, – узнаем потом, если, конечно, в это «потом» попадем.
– И это он выразил формулой? Варь, что за примитив? Как можно уместить мир в математику? Мир непознаваем.
– В бесконечности непознаваем, но на коротких отрезках в конкретных ситуациях он познаваем.
– В каких ситуациях?
– Применительно к отрезку жизни, а не ко вселенной.
– Ты же понимаешь, что это чушь, и не выдерживает никакой критики?
– Когда говорю с тобой – понимаю.
– Не хочу тебя расстраивать… А фрактал-то здесь при чем?
– Да за фигом тебе это все?
– Ну я тебе тоже кое-что расскажу.
– Короче, Морос считал, что, раз мы живем в третьем измерении, то все вокруг нас тройственно.
– Допустим, согласен.
– Фрактал – это некая Вселенная, безгранично расширяющаяся в ограниченном пространстве. Это то, что ты сказал про береговую линию. Есть такой феномен. Длина береговой линии 100 км, но со всеми выступами, скалами, валунами она бесконечна, хотя и не превышает, допустим, 110 км. Она бесконечна в этих пределах. Фрактал развивается по законам золотого сечения. Вот, кстати, золотое сечение…
Надеюсь, здесь ты уже не будешь спорить, что мир подведен под формулы? Ведь формула золотого сечения, формула Фибоначчи, универсальна во всех проявлениях природы.
– Ну, здесь отчасти соглашусь.
– Так вот, он представил свою жизнь как геометрическую модель, трехмерный фрактал, построенный с коэффициентом Φ, то есть, с применением формулы золотого сечения.
– Он хорошо думал о своей жизни…
– Но ведь он прав, считая, что почти все, созданное природой – это фрактальные функции на основе золотого сечения.
Я открываю браузер смартфона: разветвление рек, артерий, прожилок в листке, ветвей дерева. Паша их листает.
– Ключевое слово «почти».
– Да, но это «почти» от того, что мир непознаваем в целом.
– А скажи мне тогда, на основе чего он смоделировал свой фрактал? Я могу смоделировать свой на основе бутылки вина. Она сделана по принципу золотого сечения: пробка – единица, горлышко – двойка, а широкая часть – уже тройка. Сфоткаю ее, засуну картинку в детский калейдоскоп – и на тебе, мой фрактал. А дальше-то что?
