В дополнение к социальному и культурному влиянию на определение болезни к пересмотру того, что является патологией, а что – нет, приводят новые научные и медицинские открытия. Например, когда-то лихорадка выделялась в самостоятельное заболевание, однако понимание того, что к ее развитию могут привести различные причины, перевело таковую в статус симптома. И наоборот, целый ряд состояний, в настоящее время признанных заболеваниями, в том числе остеопороз, изолированная систолическая гипертензия и старческая болезнь Альцгеймера, в прошлом считались присущими нормальному старению. ВОЗ официально признала остеопороз болезнью только в 1994 г.
Старение традиционно рассматривалось как естественный процесс и, следовательно, не считалось заболеванием, что, возможно, произошло из-за выделения исследований старости в независимую научную дисциплину. Некоторые авторы заходят настолько далеко, что проводят черту между внутренними возрастными процессами («первичным старением») и заболеваниями преклонного возраста («вторичным старением»). Например, дерматологи рассматривают солнечную геродермию – ускоренное разрушение кожи под действием ультрафиолетового излучения – как состояние, ведущее к развитию патологии. В то же время возрастное старение кожи считается нормой.
Старение не просто анализируется отдельно от заболеваний, но и причисляется к факторам риска их развития. Интересно, что такие расстройства ускоренного старения, как синдром Хатчинсона – Гилфорда (детская прогерия), синдром Вернера или врожденный дискератоз, относятся к болезням. Прогерия признается заболеванием, однако, когда характерные для нее симптомы развиваются у 80-летних людей, это рассматривается как норма и не требует медицинского вмешательства».
Исследователи упоминают конкретный случай прогерии – чрезвычайно редкого детского генетического заболевания, характеризующегося преждевременным ускоренным старением между первым и вторым годами жизни. Этой болезнью страдает один из семи миллионов новорожденных. Поскольку она представляет собой генетическое расстройство (из-за мутаций в гене LMNA), есть надежда, что когда-нибудь благодаря генной терапии появится ее лечение. Однако в настоящее время от нее нет ни лекарства, ни терапевтической методики, и больные прогерией живут в среднем 13 лет (некоторые пациенты могут жить чуть более 20 лет, но выглядят почти на 100).
Продолжая статью, Бультерийс, Бьорк, Халл и Рой ссылались на несколько успешных исследований и опытов на модельных животных, а также на высокие издержки отсутствия тестов на людях (как на уровне отдельного человека, так и общества в целом):
«Если говорить коротко, то старение не просто прекрасно соответствует описанию заболевания. Преимущество его рассмотрения в этом ключе состоит еще и в том, что, отвергнув мнимую неизбежность ярлыка естественности, легче признать целесообразными медицинские вмешательства, направленные либо на его отмену, либо на устранение связанных с ним нежелательных состояний. Цель биомедицинских исследований – предоставить людям возможность сохранять “здоровье как можно дольше”.
Причисление старения к заболеваниям стимулирует грантодателей на увеличение финансирования исследований и разработки биомедицинских процедур, направленных на его замедление. Энгельхардт действительно утверждает, что признание чего-либо болезнью подразумевает необходимость медицинского вмешательства. Это важно и для возмещения затрат на лечение страховыми компаниями.
За последние 25 лет исследователям в области биомедицины удалось путем воздействия на процессы, лежащие в основе старения, улучшить здоровье и продолжительность жизни модельных организмов – от червей и мух до грызунов и рыб. Сегодня мы способны стабильно продлевать жизнь червей C. elegans более чем в 10 раз, дрозофил и мышей – в два раза, а крыс и карпозубых – на 30 и 50 % соответственно. Возможности воздействия на процессы, влияющие на старение человека, в настоящее время ограничены. Но, если учесть прогресс в разработке геропротективных препаратов и методов регенеративной и точной медицины, скоро мы сможем замедлить старение. И, наконец, следует отметить, что признание его заболеванием автоматически изменит нормативы, которые применяются Управлением по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов (FDA) к соответствующим терапевтическим методам, с косметических на лечебно-профилактические, то есть на более строгие.
Мы считаем, что старение следует рассматривать как заболевание, пусть оно и представляет собой универсальный и мультисистемный процесс. Современная система здравоохранения не признает его основополагающей причиной развития хронических заболеваний у пожилых людей. Это дает обратный эффект, и в результате около 32 % от всех затрат государственного медицинского страхования в США уходит на лечение хронических заболеваний в течение двух последних лет жизни пациентов без значительного повышения ее качества. Подобное положение вещей несостоятельно как с финансовой точки зрения, так и с позиции здоровья и благополучия. Даже минимальное облегчение процесса старения посредством стимуляции исследований в данной области, разработки геропротективных препаратов и методов регенеративной медицины может значительно улучшить здоровье и благополучие пожилых людей и спасти неработоспособную систему здравоохранения».
Несколько месяцев спустя для того же журнала другие ученые подготовили статью «Классификация старения как болезни в контексте МКБ-11» (Classification of Aging as a Disease in the Context of ICD-11), в которой пояснили
[137]:
«Старение – сложный непрерывный многофакторный процесс, приводящий к потере функций и порождающий множество возрастных заболеваний. В связи с предстоящей 11-й Международной статистической классификацией болезней и проблем, связанных со здоровьем (МКБ-11), которая, как ожидается, будет завершена ВОЗ в 2018 г., мы приводим аргументы в пользу классификации старения как болезни. Мы предполагаем, что классификация старения как заболевания с “немусорным” (то есть адекватным и пригодным для использования) набором кодов МКБ послужит появлению новых подходов и бизнес-моделей, которые начнут рассматривать его с позиции излечимого расстройства. Это способно привести как к экономическим, так и к медицинским выгодам для всех заинтересованных сторон. Действенная классификация старения как болезни способна еще эффективнее распределять ресурсы, позволяя финансирующим органам и другим субъектам использовать “годы жизни с поправкой на качество” (QALY) и “эквивалент здоровых лет жизни” (HYE) в качестве показателей при оценке как научных, так и клинических программ. Для разработки междисциплинарной основы, которая позволит классифицировать старение как заболевание и выделить под него несколько кодов, что облегчит терапию и профилактику, мы предлагаем создать группу специалистов для взаимодействия с ВОЗ.
Признание расстройства или хронического процесса болезнью – важная веха для фармацевтической промышленности, академического сообщества, медицинских и страховых компаний, законодателей и отдельных людей, поскольку присутствие в номенклатуре и классификации значительно влияет на способы лечения, изучения и компенсации. Однако получение удовлетворительного определения – сложная задача, главным образом из-за расплывчатых формулировок состояний здоровья и болезни. Но тут мы исследуем возможные преимущества признания старения заболеванием в контексте с современными социально-экономическими вопросами и последними достижениями биомедицины».
