И, кроме того, стоило учесть проблему слабоумия:
«Проблема покажется еще более серьезной, если коснуться самой ужасной из возможных перспектив – старческого слабоумия или другой приобретаемой с возрастом психической проблемы. Сегодня примерно 5 млн американцев в возрасте от 65 лет и старше страдают болезнью Альцгеймера, а среди тех, кому уже исполнилось 85 лет, недуг поразил каждого третьего. При этом в ближайшие десятилетия эта ситуация может измениться разве что к худшему. Многочисленные недавние испытания препаратов, направленных даже не столько на предотвращение или обращение, а на замедление этого заболевания, провалились с таким оглушительным треском, что ученые склонны пересмотреть парадигму течения болезни, влиявшую на изучение недуга в последние десятилетия. Вместо того чтобы предсказывать исцеление в обозримом будущем, многие предупреждают о лавине слабоумия: число пожилых американцев, страдающих деменцией, к 2050 г. вырастет примерно на 300 %».
Цена старения
Мнение Эмануэля перекликается с точкой зрения, высказанной в 2003 г. Фрэнсисом Фукуямой, американским политологом японского происхождения, профессором Стэнфорда и Университета Джонса Хопкинса, на веб-портале SAGE Crossroads в дискуссии «Перспективы и подводные камни будущих исследований старения» (What are the Possibilities and the Pitfalls in Aging Research in the Future)
[234]:
«Продление жизни представляется мне прекрасным примером негативной экстерналии (внешнего фактора) – в том смысле, что на личном уровне оно разумно и желательно, но для общества может иметь вредные последствия.
К 85 годам примерно у половины людей в той или иной форме развивается болезнь Альцгеймера, и причина вспышки подобного заболевания состоит как раз в том, что совокупные усилия биомедицины позволили людям наконец доживать до этого изнуряющего недуга.
У меня имеется личный опыт: последние пару лет жизни моя мать находилась в доме престарелых, и с моральной точки зрения вид попавших в эту передрягу людей весьма удручает. Ведь никто не желает смерти своим близким, но в подобных случаях те просто оказываются в безвыходной ситуации без возможности на нее повлиять».
В 2004 г. американские ученые Берхану Алемайеху и Кеннет Уорнер изучили, в какой пропорции личные затраты на здравоохранение (с учетом инфляции) распределяются по разным возрастным группам, и опубликовали результаты в отчете «Распределение медицинских расходов по всем годам жизни» (The Lifetime Distribution of Health Care Costs)
[235]. Был представлен анализ трат примерно 4 млн обладателей медстраховки мичиганского филиала страховой федерации Blue Cross Blue Shield, данных обзора получателей медпомощи для престарелых Medicare
[236], группового исследования расходов на медобслуживание, а также базы данных смертности и списков пациентов домов престарелых штата Мичиган. Очевидно, что на человека, дожившего до 85 лет, все еще приходится 35,9 % от стоимости медицинских услуг за всю его жизнь. Для того, кому исполнилось 65 лет, цифра равняется чудовищным 59,6 %.
Увеличение расходов на медицину для пожилых представляется результатом нескольких факторов:
● с возрастом у людей развивается несколько расстройств одновременно, так называемая сопутствующая патология;
● из-за сложного взаимодействия различных проблем со здоровьем пациенты с сопутствующими патологиями и так потребляют значительную часть национальных расходов на здравоохранение;
● даже без сопутствующей патологии пожилой человек медленнее реагирует на стандартные медицинские процедуры, поскольку его организм слабее и менее устойчив;
● медицина может поддерживать жизнь пожилых людей с угасающим здоровьем дольше, чем когда-либо в прошлом, но ценой продления лечебных процедур и, следовательно, их удорожания;
● эти тенденции вписываются в более широкую картину, иногда называемую демографическим кризисом:
● в семьях становится меньше детей;
● пожилые люди живут дольше;
● процент работающих людей относительно тех, кто вышел на пенсию и вызывает расходы на здравоохранение, постоянно снижается;
● если не произойдет существенных изменений, то из-за растущего спроса на медицинские услуги экономикам целых стран грозит банкротство.
Эмануэль не выступал ни за эвтаназию, ни за помощь при суициде, ни за что бы то ни было подобное, более того, он являлся давним противником подобных инициатив. Его идея состояла в другом:
«Когда мне исполнится 75, я полностью изменю отношение к заботе о своем здоровье. Я не буду активно приближать смерть, но и не стану заниматься ее отдалением. В наши дни обычно требуют хорошо обосновать нежелание проходить рекомендованные врачом анализы или лечение, особенно те, что увеличивают срок жизни. И под совокупным влиянием семьи и медицины я почти наверняка последую этим советам. Мое отношение прямо противоположно общепринятому. Я руководствуюсь тем, что на рубеже XIX и XX вв. в своем классическом труде “Принципы и практические рекомендации в области медицины” (The Principles and Practice of Medicine) написал сэр Уильям Ослер: “Пневмонию можно с полным правом назвать подругой стариков: смерть от этой болезни приходит неожиданно, быстро и чаще всего безболезненно, избавляя стареющего человека от ‘постепенного холодного угасания’, приносящего множество страданий и ему, и его близким”.
Моя ослерова философия такова: после 75 мне потребуются серьезные причины (и продление жизни в их число не входит) для визита к врачу, не говоря уже о прохождении того или иного обследования или лечения – сколь угодно рутинного и безболезненного. Я откажусь от регулярных профилактических анализов, скринингов и иных вмешательств. Если у меня появятся боли или иные расстройства, я приму паллиативную, а не терапевтическую помощь.
Это означает, что колоноскопия и иные анализы, нацеленные на раннюю диагностику рака, для меня закончатся еще до наступления 75-летия. Если бы у меня диагностировали рак сегодня, когда мне 57 лет, то при отсутствии однозначно неблагоприятного прогноза я, возможно, и согласился бы на лечение. Но в 65 лет я пройду колоноскопию в последний раз. Никакого скрининга на рак простаты – в любом возрасте. (Когда уролог сделал мне анализ на специфический антиген предстательной железы, несмотря на мои слова о том, что мне это ни к чему, и потом перезвонил с результатами, я просто повесил трубку, не дав ему сказать и слова и заявив, что этот тест он проводил для себя, а не для меня.) Если после 75 лет у меня будет рак, я откажусь от лечения. Точно так же откажусь от тестирования на кардиостресс. Никаких кардиостимуляторов, никаких имплантируемых кардиовертеров-дефибрилляторов, никаких замен сердечных клапанов или шунтирования. Если у меня разовьется эмфизема или какое-нибудь подобное заболевание с частыми, обычно приводящими в больницу обострениями, я приму лечение, которое облегчит дискомфорт от удушья, но от госпитализации откажусь.
