Вышеприведенные рассказы могут привести к такому выводу: ситуации, когда мыслящие по-разному люди не хотели даже рассматривать факты, которые не поддавались их объяснению, заходили в тупик. Действительно, подобное положение вещей сохранялось в течение нескольких десятилетий. Затем, к счастью, здравый научный смысл возобладал. Несмотря на упрямство отдельных ученых, все сообщество в целом оставалось открытым новым значимым доказательствам. И те не замедлили появиться.
Во-первых, в 1950-х гг. геологи стали уделять больше внимания зарождающейся области палеомагнетизма
[288], изучавшей магнитность горных или осадочных пород Земли. Было замечено, что полярность доисторических пород и более поздних слоев отличается, и с помощью усовершенствованных методов измерения удалось выявить интересные закономерности. Ученые пришли к выводу, что либо во время образования этих пород магнитные полюса Земли находились в другом месте, либо в периоды между сменой полярности сами породы переместились на значительное расстояние. Чем пристальнее геологи изучали эти данные, тем больше находили подтверждений гипотезы континентального дрейфа. Например, образцы горных пород из Индии убедительно свидетельствовали, что ранее полуостров лежал к югу от экватора (в настоящее время он находится к северу от этой линии).
Во-вторых, изучение океанских впадин, гидротермальных источников и подводных вулканов дало дополнительные доказательства интенсивной активности подземных флюидов. Это помогло обосновать концепцию раздвижения континентальных плит в результате спрединга (растяжения) морского дна. Решающим аргументом для многих ученых стал результат конкретного анализа. Орескес продолжила:
«Между тем геофизики доказали, что магнитное поле Земли неоднократно и довольно часто меняло полярность, что в совокупности со спредингом сложилось в поддающуюся проверке гипотезу. ‹…› Если морское дно растягивалось, в то время как магнитное поле планеты меняло полярность, это должно было отразиться на образующих океанское дно базальтах в виде серий параллельных “полос” из пород разной полярности.
После Второй мировой войны Управление военно-морских исследований США стало в военных целях изучать морское дно. Были собраны большие объемы магниторазведочных данных. Американские и британские ученые изучили их, и к 1966 г. ‹…› гипотеза подтвердилась. В 1967–1968 гг. фактические доказательства дрейфа континентов и спрединга океанского дна были объединены в единую глобальную структуру».
Поскольку все больше и больше уточненных данных указывало на более сложные модели растяжения морского дна и, как следствие, дрейф материков, научный консенсус изменился достаточно быстро. Вместе с тем крупные философские позиции, которые прежде предрасполагали некоторых ученых противодействовать этой идее, а именно – предпочитать «скромные» толкования всеобъемлющим, а актуализм – любому виду теории катастроф, утратили значимость. Теперь эти доктрины признаны в качестве разве что общих руководящих принципов, но им явно не хватает универсальности, чтобы успешно полемизировать с теми концепциями, которые не только точно прогнозируют будущее, но и сами по себе являются достаточно убедительными.
Мытье рук
Практически такая же история происходила с идеей дезинфекции рук в больницах. Альфред Вегенер оказался жертвой печальных обстоятельств и умер в безвестности в Гренландии в 1930 г., задолго до широкого признания своих заслуг; схожим образом пострадал и Игнац Земмельвейс.
Идеи Земмельвейса, опытным путем собиравшего данные в пользу улучшения санитарных условий в больницах, не встретили должного внимания. Врач впал в тяжелую депрессию и угодил в психиатрическую лечебницу, где его, содержащегося в смирительной рубашке, избивали охранники. Он умер через две недели после помещения в клинику, в возрасте 47 лет
[289].
Примерно за 20 лет до того, в 1846 г., молодой Земмельвейс занял важную медицинскую должность в одном из двух родильных отделений Центральной Венской больницы. В городе было широко известно, что в одном из них смертность значительно выше (10 % и более), чем в другом (4 %): многие женщины умирали от пуэрперального сепсиса (родильной горячки). Земмельвейс потратил немало сил, пытаясь установить причины подобных показателей, и, наконец, заметил, что в первой клинике работают студенты-медики, которые прежде, чем посетить родовое отделение, время от времени проводят аутопсии. Во второй клинике таких сотрудников не было. Практическое наблюдение оказалось крайне важным. Основываясь на нем, Земмельвейс предположил, что причина высокой смертности в первой клинике – некий трупный микроскопический материал, который врачи-стажеры переносили на руках, и ввел систему тщательной дезинфекции рук с хлорной известью. Последняя удаляла запах мертвого тела, чего не давало обычное мытье рук с мылом и водой. За год уровень смертности резко упал – до нуля.
Сейчас мы сказали бы: «Ну, разумеется!» Нас поразило бы, что в прежние времена не мыли руки. Однако все это происходило за два десятка лет до изложения Луи Пастером микробной теории инфекционных заболеваний, а в те времена считалось, что болезни распространяются «дурным воздухом» (миазмами). И традиционная медицинская общественность, не имеющая никакого представления о микробах, сопротивлялась советам Земмельвейса относительно тщательного мытья рук. Во многом так же, как и выдвинутая позже гипотеза Альфреда Вегенера, догадки Земмельвейса были сочтены чрезмерными, всеобъемлющими и разрушительными. Ведь, согласно им, большая часть заболеваний случалась из-за одной-единственной причины, а именно – недостаточной чистоты. Это в корне противоречило господствовавшей тогда медицинской доктрине, которая гласила, что каждый случай болезни имеет собственные уникальные причины, а потому нуждается в индивидуальном изучении и персональном лечении. Идея обвинить во всем ненадлежащую гигиену представлялась слишком своеобразной и непривычной.
Также практика тщательного мытья рук стала, по всей видимости, оскорбительной, как минимум, для некоторых врачей, которых возмутила сама мысль о том, что нормальный джентльменский уровень личной гигиены мог каким-то образом оказаться ниже стандарта. Им казалось неприемлемым брать на себя ответственность за смерть обследованных пациентов.
В 1848 г., когда по всей Европе гремели революции, Земмельвейс лишился поста в Центральной Венской больнице: консервативно настроенный начальник отделения утратил доверие к акушеру, некоторые из братьев которого активно участвовали в движении за независимость Венгрии. Политические разногласия усугубили и без того накаленную конфликтную ситуацию. Когда Земмельвейс покинул больницу, его место занял Карл Браун, который, что примечательно, тут же свел на нет почти весь прогресс клиники.
Позже Браун опубликовал учебник, в котором перечислил 30 причин родильной горячки. Открытый Земмельвейсом механизм – отравление микроскопическим трупным материалом – фигурировал в этом списке под номером 28
[290] и не сильно выделялся на общем фоне. Поскольку вместо надлежащей гигиены внимание стало уделяться усовершенствованию систем вентиляции, что хорошо укладывалось в господствующую тогда концепцию о миазмах как причины большинства заболеваний, показатели материнской смертности снова выросли. Поэтому даже в больнице, где случилось это революционное озарение, тяжеловесная ортодоксальная традиция привела к бессмысленной смерти множества женщин. Подобные удручающие тенденции наблюдались по всей Европе, пока, отчасти благодаря работам Джона Сноу, Джозефа Листера и Луи Пастера, не появились независимые доказательства в пользу микробной теории. К 1880-м гг. парадигму миазмов опровергли, а тщательная антисептическая обработка рук вошла в практику как стандарт.
