«Тот пыл, с которым врачи в прежние времена прибегали к кровопусканию, сегодня кажется необычайным. Декан медицинского факультета Парижского университета Ги Патен (1601–1672 гг.) 12 раз применял его к собственной жене от “прилива крови” к груди, 20 раз – к сыну от устойчивой лихорадки и семь раз – к самому себе от “головной простуды”.
Карлу II (1630–1685 гг.) отворяли кровь после удара, а к генералу Джорджу Вашингтону (1732–1799 гг.), страдавшему от тяжелой инфекции горла, эту процедуру в течение всего нескольких часов применили четырежды, взяв, по разным оценкам, от пяти до девяти пинт крови. Сколь бы ни был он силен, даже его мощное сложение не смогло противостоять бессмысленным усилиям врачей, и вполне возможно, что подобное лечение приблизило его конец».
Далее Томас вспомнил случай Бенджамина Раша:
«Бенджамин Раш (1746–1813 гг.), видный американский врач и один из тех, кто подписал Декларацию независимости, был убежден, что кровопускание – лучший способ лечения. ‹…› Во время филадельфийской эпидемии желтой лихорадки 1793 г. он массово отворял кровь своим пациентам, тем самым выкашивая их ряды…
Подход Раша поучительно напоминает нам об опасности слепой веры в традиционные методы и подчеркивает необходимость критической, основанной на фактических данных оценки всех видов лечения».
Эффект кровопускания подвергся систематическому изучению в XIX в. Француз Пьер Луи проанализировал данные, полученные в 1828 г. от 77 больных пневмонией, и доказал, что отворение крови мало влияет на перспективы выздоровления, и это только в лучшем случае. Однако многие практикующие врачи отвергли его результаты, предпочтя и далее опираться на предполагаемые свидетельства собственного опыта и доверять авторитету почтенной традиции, восходящей к Гиппократу и Галену.
Во второй половине XIX в. Джон Беннетт из Эдинбургского университета изучил дополнительную информацию о выживаемости в американских и британских больницах. Он отметил, что, к примеру, в 105 стандартных случаях пневмонии, которые он в течение 18 лет вылечил в Королевском лазарете Эдинбурга без какого-либо кровопускания, не умер ни один пациент. В противоположность этому, из тех, кому другие врачи той же клиники отворяли кровь, впоследствии скончался, по меньшей мере, каждый третий. Но, несмотря на эти данные, Беннетт столкнулся с жесткой критикой коллег. Комментарий Данкана Томаса:
«С сегодняшней точки зрения, в новаторской работе Луи и Джона Беннетта больше всего удивляет то, как медленно медицинская профессия принимала их убедительные доказательства, особенно в отношении лечения пневмонии. Беннетт пытался внедрить скорее научный подход к выявлению и лечению заболеваний, который включал бы как лабораторные наблюдения, так и статистический анализ результатов. Однако такое воззрение противоречило методам традиционных клиницистов, которые продолжали полагаться на собственный опыт, основанный исключительно на личных наблюдениях. Несмотря на растущий скептицизм в отношении этой практики, споры о кровопускании продолжались на протяжении всей второй половины XIX в. и даже в течение XX в.».
Джерри Гринстоун в статье 2010 г. в журнале British Columbia Medical Journal размышлял, почему же кровопускание продолжали практиковать так долго – вплоть до середины XX в.
[301]:
«Мы можем задаваться вопросом, почему отворение крови практиковали так долго, а тем более после того, как открытия Везалия и Гарвея в XVI и XVII вв. выявили значительные недочеты в галеновской анатомии и физиологии. Но, как отмечают И. Керридж и М. Лоу, “такое длительное применение кровопускания – не интеллектуальная аномалия, а результат динамического давления на социальном, экономическом и интеллектуальном уровнях. Подобные процессы и по сей день продолжают влиять на медицинскую практику”.
При сегодняшнем понимании патологической физиологии у нас может возникнуть искушение посмеяться над такими методами терапевтического воздействия. Но что спустя 100 лет подумают врачи о нынешней медицинской практике? Их, вероятно, удивят чрезмерное употребление антибиотиков, склонность к полифармакотерапии (назначению нескольких или многих лекарств одновременно) и грубость таких методов лечения, как лучевая и химиотерапия».
Да что там «через 100 лет»! На наш взгляд, вполне вероятно, что уже лет через десять – двадцать врачи, оглядываясь на современную медицинскую практику, будут изумляться, как это феномен старения получал так мало внимания и почему биотехнология омоложения встречала такой незначительный интерес.
Но, как мы знаем, парадигмы держатся крепко. Вышеприведенная фраза Иена Керриджа и Майкла Лоу о влиянии динамического взаимодействия факторов социального, экономического и интеллектуального давления на медицинскую практику выражает то же самое настроение, но другими словами.
Ошибаться могут все, и, конечно же, не только эксперты. Чтобы завершить эту главу на иронической ноте, давайте вспомним потрясающее размышление Хизер Уайтстоун, которая в 1994 г. стала Мисс Алабама и в 1995 г. – Мисс Америка. Когда во время конкурса красоты ее спросили, хочет ли она жить вечно, она ответила
[302]:
«Я не хотела бы жить вечно, потому что вечно жить мы не должны, потому что, если бы нам надо было жить вечно, то мы жили бы вечно, но мы не можем жить вечно, вот почему я не стала бы жить вечно».
Глава 8
Запасной план: криоконсервация
Подвергнуться после смерти криоконсервации – вторая из наихудших вещей, которые могут с вами случиться. Первая из них – умереть вовсе без криоконсервации.
БЕН БЕСТ, 2005 Г.
Будь крионика мошенничеством, она продавалась бы куда лучше и была бы гораздо популярнее.
ЭЛИЭЗЕР ЮДКОВСКИЙ, 2009 Г.
По нашим оценкам, первые биотехнологические методы омоложения человека будут запущены в «массовое производство» в 2020-х гг., нанотехнологические способы лечения – в 2030-м г., затем, к 2045 г., станет возможным управление старением и его обращение. До тех пор, к сожалению, люди продолжат умирать. Для большинства реювенирование наступит слишком поздно. Ведь они либо уже успели состариться и умереть (в одном из множества прошедших веков или в текущем столетии), либо, скорее всего, скончаются до того, как войдут в обиход эффективные методы борьбы с возрастными изменениями. Так или иначе, большинство живущих сейчас принадлежит к эпохе ДО – до омоложения.
Тем не менее некоторые исследователи, принадлежащие к широкому сообществу реювенаторов, осмеливаются надеяться на оживление людей эпохи ДО. Идеи этих ученых представляют собой ряд радикальных альтернатив и дополнений к методам основного плана.
