“От футбольных тренеров результат ожидают в течение двух лет, иначе им указывают на дверь. Так же обстоят дела и с политиками, у которых на все про все есть два, четыре или шесть лет. То есть окупаемость инвестиций ограничена коротким отрезком времени, – говорит он. – Поэтому, если кто-то сообщает, дескать, все будет готово через 10 лет, то неизвестно, как все пойдет на самом деле”.
В США на исследования термоядерного синтеза ежегодно выделяется менее 600 млн долларов, включая пожертвования граждан в ITER. Относительно небольшая сумма по сравнению с теми 3 млрд долларов, которые министерство энергетики запросило на научную работу в 2013 г. В целом же в тот год на энергетические исследования США выделили 8 % от общего объема государственного финансирования научной деятельности.
“Если оценивать ситуацию, исходя из бюджета энергетики или военных разработок, то это и не такие большие деньги, – дал комментарий Томас Педерсен, руководитель отдела Института физики Общества Макса Планка. – По сравнению с другими научными исследованиями наш проект кажется очень дорогим, но если сопоставить с добычей нефти, ветряками или субсидиями на возобновляемые источники энергии, то наши бюджеты окажутся намного, намного ниже”».
Шарпинг пришел к выводу, что прогресс технологии термоядерного синтеза зависит от политической воли:
«До обретения термоядерной энергии все время остается 30 лет.
Какое-то время назад мы уже увидели финишную прямую, но тем не менее, когда мы делаем шаг вперед, она, подобно горной вершине, отступает все дальше и дальше. Мы двигаемся впотьмах, преодолеваем препоны – не только технологические, но и политические, а также экономические. Кобленц, [Хатч] Нильсон и [Дуарте] Борба твердо убеждены, что синтез достижим. Сроки, однако, могут в значительной степени зависеть от того, насколько сильно он нам потребуется.
Советский физик Лев Арцимович, “отец токамака”, сформулировал это, вероятно, лучше всех:
“Синтез будет готов тогда, когда он будет нужен обществу”».
В этом аспекте сравнение синтеза и реювенирования действительно уместно:
● в обоих случаях технические аспекты чрезвычайно сложны, однако вполне выполнимы;
● прогресс зависит от широты международного сотрудничества, подкрепленного политической поддержкой (мы поговорим о ней ниже);
● насколько скоро начнется взаимодействие и как хорошо оно будет поддержано, зависит, в свою очередь, от общественного спроса на решение проблем.
Подозреваем, кстати, что, если бы выживание человечества было напрямую завязано на доказательство теоремы Ферма, его нашли бы гораздо быстрее. В осадном положении – при наличии инфраструктуры, поддерживающей сотрудничество блестящих умов, – интеллект способен на чудеса.
Недостатки рынка?
Необходимость разумного регулирования, а в более общем плане также осведомленного государственного руководства технологическим развитием подчеркивается рядом наблюдений. Они сходятся в том, что предоставленный сам себе свободный рынок может давать не самые оптимальные результаты и даже идти к катастрофе.
Один из примеров – ситуация с фармацевтическими компаниями, которые регулярно снижают приоритет разработки лекарств от заболеваний, свойственных населению с низким доходом. Для решения этой проблемы в 2003 г. была создана организация «Инициатива по лекарствам против игнорируемых болезней» (Drugs for Neglected Diseases initiative, сокр. – DNDi). На ее сайте представлена отрезвляющая информация по некоторым из этих недугов
[335]:
● Малярия: в Африке к югу от Сахары от нее ежеминутно умирает один ребенок (около 1300 детей ежедневно).
● Детский ВИЧ: во всем мире, главным образом в странах Африки к югу от Сахары, с ВИЧ живут 2,6 млн детей в возрасте до 15 лет, из них каждый день умирают 410 человек.
● Филяриатозы: 120 млн человек заражены слоновой болезнью и 25 млн – речной слепотой.
● Сонная болезнь: эндемична для 36 африканских стран, в группе риска 21 млн человек.
● Лейшманиоз: встречается в 98 странах, в группе риска 350 млн человек по всему миру.
● Болезнь Шагаса: эндемична для 21 страны Латинской Америки, в регионе от нее умирает больше людей, чем от малярии.
Короче говоря:
«Игнорируемые болезни остаются причиной высокой заболеваемости и смертности в развивающихся странах. Между тем только 4 % из 850 новых терапевтических продуктов, одобренных в период 2000‒2011 гг., и всего 1 % от одобренных новых химических соединений показаны для лечения вышеозначенных заболеваний, несмотря на то, что на них приходится 11 % от глобального бремени болезней».
Такая ситуация неудивительна, если учесть, что работу компаний сдерживают интересы акционеров. Например, в статье Глина Муди от 2014 г. «Генеральный директор Bayer: Мы разрабатываем лекарства для богатых западных людей, а не для бедных индийцев» (Bayer’s CEO: We Develop Drugs for Rich Westerners, Not Poor Indians) описывалась политика, заявленная фармацевтическим гигантом Bayer, и цитировалось принципиальное мнение генерального директора компании Марейна Деккерса
[336]:
«Мы разрабатывали это лекарство не для индийцев, а для западных пациентов, которые смогут его себе позволить».
Этот курс определен целью компании – получать прибыль, которая обеспечила бы акционерам максимальный доход. Именно по этой причине DNDi выступает за «альтернативную модель», описывая свое видение организации процесса так:
«Улучшить качество жизни и здоровье людей, которые страдают от игнорируемых заболеваний, используя альтернативную модель разработки лекарств и обеспечивая справедливый местный доступ к новым и актуальным инструментам здравоохранения.
В данной некоммерческой схеме, которая управляется государственным сектором, взаимодействие игроков направлено среди прочего на информирование общества о необходимости изучать те игнорируемые заболевания, что выходят за рамки рыночных исследований и разработок. Участники также настроены на ответственность перед людьми и лидерство в удовлетворении потребностей подобных пациентов».
Упомянув суровый комментарий генерального директора Bayer Деккерса, Глин Муди рассказал, что в прошлом фармацевтические компании выказывали более широкую мотивацию, и в качестве примера привел высказывание Джорджа Мерка от 1950 г.
[337]: