Выражение «Ум во благо» послужило названием книги, которую в 2015 г. написал Уильям Макаскилл
[341]. Ее подзаголовок «От добрых намерений – к эффективному альтруизму». В возрасте 28 лет автор стал одним из самых молодых профессоров Оксфордского университета. На своем сайте он представляет книгу следующим образом
[342]:
«Вы хотите изменить мир? Возможно, вы покупаете этичные продукты, жертвуете на благотворительность или работаете волонтером – все во имя общей пользы. Но как часто вы осознаете свое реальное влияние?
В этой книге я утверждаю, что многие способы достижения перемен малорезультативны, но у каждого человека, если его усилия будут направлены на наиболее эффективные цели, есть огромная возможность изменить мир к лучшему».
Некоторых такой холодный расчет беспокоит, отчасти он им кажется даже бесчеловечным. Но защитники эффективного альтруизма приводят веские доводы в пользу того, что, если не продумывать подобные соображения, нельзя будет ни реализовать собственный потенциал, ни облегчить удел людей. Если мы и правда хотим принести реальную пользу, а не просто радоваться красивым жестам, пусть они и делались с целью улучшить человеческое существование, то приоритеты следует переосмыслить.
При этом стоит серьезно оценивать шансы. При условии, что при успехе методов омоложения увеличение QALY окажется очень значительным, то в случае отмены старения продление здоровой продолжительности жизни может оказаться еще выгоднее.
Обри ди Грей привел аналогичный аргумент в 2012 г. в ходе проходившей в Оксфорде презентации «Экономическая эффективность омолаживающих исследований» (The cost-effectiveness of anti-aging research)
[343]:
● Если мы действительно хотим предотвратить смерть, нам придется обратить самое пристальное внимание на фактор, который отвечает примерно за две трети летальных исходов в мире, а именно – на старение (обратим внимание, что цифра включает также летальные исходы от болезней старости, которые в ее отсутствие просто не случились бы).
● Такой высокий процент (в промышленно развитых странах смертность превышает 90 %) превращает старение в «однозначно самую серьезную проблему в мире».
● Если в дополнение рассмотреть предшествующие старости долгие годы, за время которых функциональность снижается, а инвалидность растет, идея об отмене старения станет еще важнее.
● У методик, замедляющих старение, появится преимущество откладывать немощь и начало болезней на неопределенный срок. Терапии, которые помогут бесконечно восстанавливать возрастные повреждения тела и клеток, позволят еще больше увеличить ожидаемый показатель QALY.
● Затраты, которые значительно продвинут омолаживающие терапии, совсем не обязательно должны быть огромными: чтобы методы, предложенные SENS, прогрессировали до такого уровня, какой оказал бы радикальное воздействие на мышей среднего возраста, вполне достаточным может оказаться ежегодный бюджет около 50 млн долларов на протяжении 5–10 лет.
● Как только под воздействием омолаживающих методик остаточная здоровая продолжительность жизни мышей среднего возраста, ранее не получавших специального лечения, увеличится более чем на 50 %, к имеющимся источникам финансирования присоединятся другие, поскольку правительства, предприятия и филантропы к тому времени осознают огромный потенциал подобных технологий, в том числе и в отношении людей.
По мнению ди Грея, безотлагательная задача – проведение разумной разъяснительной деятельности по поводу необходимых научно-исследовательских бюджетов на ближайшие сроки (вплоть до того момента, когда явная демонстрация надежного омоложения грызунов изменит общественное мнение). Когда большее количество людей найдет время на беспристрастное обдумывание концептуальных методов эффективного альтруизма и, возможно, их применение, пропаганда таковых наконец сыграет свою роль и послужит стимулом. Но все равно, чтобы преодолеть равнодушное принятие старения, глубоко укоренившееся в обществе, потребуется множество усилий (и разумного маркетинга).
Что насчет равнодушия общества?
Если не вдаваться в подробности, преодолевать апатию и менять мир можно двумя способами: либо делать это самому, либо руками других, предварительно внушив им важность перемен. Иными словами, либо приниматься за реальную работу, либо за рассуждения, насколько стало бы хорошо, если бы люди совершили то-то и то-то.
Первый подход – действенный – оптимален для инженеров, предпринимателей, дизайнеров и т. п., тогда как второй – идеологический – доступен в принципе любому, кто способен заявить о важности той или иной идеи.
Мы за оба подхода, но должны признать, что второй часто подвергается резкой критике. В эпоху обмена мгновенными сообщениями, когда мириады людей в пижамах, даже не встав с кровати, могут нажать в интернете на кнопку «Нравится», стало модным порицать слактивизм
[344] (также в ходу менее едкие формулировки «диванный активизм» и «клик-активизм»). В своей статье в NPR «Дивный новый мир слактивизма» (Brave New World of Slacktivism) критик Евгений Морозов прямо-таки испепелил презрением вышеозначенную практику
[345]:
«Слактивизм – подходящий термин для описания жизнеутверждающей активности в интернете, не имеющей какого-либо политического или социального эффекта. Такая деятельность дает участникам диванных кампаний иллюзию значимого влияния на мир, не требуя взамен ничего, кроме присоединения к группе в Facebook. Помните ту онлайн-петицию, которую вы подписали и разослали по своим контактам? Тогда, пожалуй, вы совершили поступок, характерный для слактивизма.
Слактивизм – идеальный тип деятельности для ленивого поколения: к чему беспокоиться о сидячих забастовках и риске ареста, жестокости полиции или пытках, если столь же громко можно агитировать в виртуальном пространстве? Если учесть привязку СМИ к цифровому пространству – от блогов до социальных сетей и Twitter – можно быть почти уверенным, что каждый щелчок мыши, направленный на благородные цели, немедленно привлечет внимание журналистов. То, что оно не всегда означает эффективность кампании, уже дело десятое. ‹…›
Реальный вопрос заключается вот в чем: побудит ли простота слактивизма того, кто раньше противостоял режиму демонстрациями, листовками и забастовками, уйти в Facebook и присоединиться там к полчищу тематических онлайн-пабликов? Если ответ будет «да», то хваленые инструменты цифровой свободы лишь отдалят нас от демократизации и построения глобального гражданского общества».