На этом месте Зося внезапно начинает смеяться, не выдержав абсурдности собственной логики. И тревога мгновенно проходит, смех на Зосю всегда так действует. Ну я и дура, – почти восхищённо думает Зося. – Да просто мастер! Надо же, как накрутила себя.
Кот, мгновенно почувствовав изменение её настроения, гремит миской на кухне; ну слава богу, – думает Зося, – наконец-то поел.
Потом Плюш приходит в спальню, запрыгивает на кровать и, по сложившейся традиции, сворачивается в ногах невесомым горячим урчащим клубком. От этого Зосе становится совсем хорошо и спокойно. И глаза закрываются. Всё-таки очень устала. Никакая работа не выматывает так сильно, как глупый, бессмысленный страх.
Плюшик хороший, жалко его. Дома мне бояться не надо. Надо мне бояться не дома, – думает Зося прежде, чем провалиться в сон.
* * *
Это чувствует, что тревога жертвы ослабла. Но это не беспокоится. Это не беспокоится никогда. Это не умеет испытывать беспокойство, только его внушать.
/К тому же конкретное это уже очень опытное. Знает: с людьми так всегда бывает. Закуска – не постоянный поток. Даже самые сильные и трусливые люди не могут непрерывно бояться, всем нужно иногда отдыхать. Но так даже лучше, после короткого облегчения страх становится слаще, свежей и острей./
* * *
Неделю Зося живёт как в тумане; собственно, почему «как». Голова практически не соображает, хорошо, что сейчас мало работы, а с повседневной рутиной худо-бедно справляется автопилот. И погода по-прежнему тёплая, можно много гулять. То есть не сидеть всё свободное время дома и не портить настроение Плюшу. И Мише тоже не портить. Мише Зося врёт, что её завалило работой, поэтому к себе его не зовёт, и сама в гости не приезжает. Миша тоже чуткий, он в этом смысле даже хуже, чем кот.
Дома Зося держит себя в руках, особо не беспокоится. Плюша жалко, ну и самой надо хоть иногда от этого ужаса отдыхать. Но стоит Зосе выйти из дома, снова возвращается страх. Окружающий мир словно нарочно мучает Зосю, постоянно напоминает ей, что пришла пора умирать.
Все вокруг говорят о смерти, вот честное слово, раньше такого не было. Чуть ли не каждый второй прохожий, оказавшись поблизости, говорит: «она умерла», «он умер», «скоро умрёт», «умирает», «покойный», «на кладбище», «заболела», просто «болеет» и отдельно – «болеет раком». Самая популярная тема. Все вокруг говорят про этот проклятый рак! Записаться, что ли, к врачу, пока не поздно, провериться? Или мне как раз уже поздно? – неуверенно думает Зося, за эту неделю обнаружившая в своём теле чуть ли не сотню подозрительно твёрдых или, наоборот, слишком мягких, покрасневших, потемневших и пугающе бледных мест, и прочитавшая в интернете столько медицинских статей, что в голове теперь вместо мыслей только мутная страшная каша из обрывочной информации про болезни, лекарства, операции, облучение и смерть-смерть-смерть.
– Нет, не надо к врачу, – думает Зося. – Иногда лучше точно не знать. Иногда это срабатывает как бомба. Столько историй о том, как человек прекрасно себя чувствовал, пошёл на плановое обследование, услышал диагноз и буквально за месяц сгорел.
Зося идёт по улице, погрузившись в свои глупые страшные мысли, не замечает, как выходит на проезжую часть. Рядом со отчаянным визгом тормозит автомобиль, водитель страшно ругается, только что в драку не лезет, и он совершенно прав, – думает Зося. – Плохо всё-таки быть водителем, любая сумасшедшая дура может угодить под колёса, погибнуть и навсегда поломать тебе жизнь.
Я болезни зачем-то себе сочиняю, – сердито думает Зося, – а смерть может прийти отовсюду. Откуда угодно, буквально в любой момент! Может быть, я как раз сейчас под колёсами должна была умереть, просто у водителя… ну, предположим, карма слишком хорошая, чтобы из-за меня в тюрьме сидеть? Но меня это не касается, помилование – для него. А меня кто-нибудь другой собьёт, не такой везучий. Или среди бела дня маньяк с ножом нападёт. Или я подавлюсь, задохнусь, и никого не окажется рядом, чтобы помочь. Или просто сердце во сне остановится. Или кирпич сверху свалится. Или… – Зося внимательно, словно впервые в жизни увидела, смотрит на ближайший к ней старый дом, давно нуждающийся в капитальном ремонте, и с содроганием заключает: – Или даже не кирпич, а целый балкон! Звучит нелепо, но так же правда на самом деле бывает. Я же сама читала, этим летом где-то в центре балкон обвалился, чудом никого не пришиб.
Мимо проходит какой-то толстый мужик, разговаривает по телефону, совсем не сердито, а весело, но Зося всё равно содрогается, услышав, как он говорит, как бы далёкому собеседнику, а на самом деле ей лично: «Я тебя убью!»
* * *
Хорошая девочка, – думает это. – Очень хорошая, сильная самка, вкусный страх, много вкусного страха. /Будь это чуть больше похоже на человека, непременно сейчас бы добавило: «мне с ней повезло»./
* * *
Несколько дней спустя, Зося принимает решение. Отвозит к бойфренду Мише кота, объяснив, что соседи затеяли травить насекомых, старый дом, огромные щели, мало ли что ядовитое проникнет в квартиру, а Плюш любопытный, игручий, лучше не рисковать.
Плюш остаётся у Миши, по предварительной договорённости, на неделю, и Зося тоже остаётся у Миши, но только на одну ночь. Нашу последнюю ночь, – думает Зося, но особо за эту мысль не цепляется. Ради Миши и Плюша, этих двух почти телепатов, можно перестать постоянно думать о скорой смерти, взять от неё выходной.
А вернувшись домой, Зося даёт себе волю. Больше не держит себя в руках. Не притворяется, не уговаривает себя, будто сама всё выдумала, не пытается специально расслабиться и как учили на йоге дышать. Зося смотрит правде в глаза. Правда такова, что теперь за её окном громко каркают не серые ворОны, как раньше, а страшные чёрные вОроны, в магнитоле, которая уже несколько лет пылится без дела, обнаруживается диск Ника Кейва «Murder Ballads», с полки одёжного шкафа Зосе на голову падает «Тибетская книга мёртвых», а в интернете постоянно мелькает реклама якобы чудодейственных средств от рака, танатотерапии и почему-то старого, всеми давно забытого сериала «Клиент всегда мёртв».
Зося почти не спит, почти не работает, какая разница, что я сделаю, чего я не сделаю, – устало думает Зося, – кому это нужно, зачем? Ну уволят, подумаешь, великое дело, мне буквально на днях глобальное увольнение вообще отовсюду, из самого бытия предстоит.
Иногда Зося, не выдержав напряжения, рыдает и сдавленно, чтобы соседи не слышали, воет в подушку от ужаса, иногда задыхается, захлёбывается собственным сердцебиением, всякий раз понимая с ослепительной ясностью: вот и всё /но нет, дорогая, так легко не отделаешься, пока не всё/. Иногда она как бы приходит в себя, принимает душ, выпивает чашку чая или какао, есть сейчас невозможно, но горячая сладкая жидкость – почти еда, и читает в интернете то медицинские сайты, то эзотерику, чтобы узнать заранее, что она будет чувствовать, умирая, и что случится потом; за пару дней Зося окончательно убеждается, что смертельно больна, а эзотерика – полная чушь, сказки, придуманные от страха такими же, как она, глупыми перепуганными людьми, чтобы не сойти с ума раньше времени от неизбежности полного небытия.
