С этими мелкими, но, несомненно, чудесными переменами вообще получалось странно – одни, промелькнув, исчезали, так что Эрика потом сама уже не могла понять, что было, а чего не было, зато другие оставались надолго, если не навсегда. То есть плакат с египетскими глазами и рыбами из окна библиотеки быстро убрали, и охранник спортивного комплекса больше никогда не ходил на работу в старинной форме, и стаи жёлтых птичек-лимонов в городе так и не завелись, но, скажем, тот же магазин с барометрами ещё долго работал, как самый обычный, можно было хоть каждый день туда заходить. И трёхметровый макет средневекового замка, однажды появившийся в сквере напротив художки, до поздней осени простоял. И карусели, внезапно возникшие в парке зимой, занесённые снегом, весной заработали, а взрослые уверенно говорили, что карусели тут были всегда. А статуя русалки на набережной так и стоит до сих пор, уже потемнела от времени. Да много чего ещё.
Самое удивительное в этой истории, что Эрика никому не рассказывала про эту свою игру. Хотя не любила секреты, тайны хранить не умела, всё на свете могла разболтать. Но тут испугалась, что выйдет, как в сказке, где герой проболтался, и всё, чудеса закончились, феи и эльфы ушли. Да и какой смысл рассказывать, если всё равно никто не поверит, засмеют, назовут фантазёркой, объяснят, что так не бывает, и тогда, чего доброго, сама перестанешь верить в свою игру. И так всё зыбко, ничего не докажешь, не то что другим, себе. Просыпаешься утром, и уже самой непонятно, что действительно от игры изменилось, а что всегда так и было, просто раньше не замечала, а теперь наконец обратила внимание, вот и всё.
Иногда случались совсем уж странные вещи, о которых Эрика, будь её воля, сама бы хотела забыть. Слишком трудно и жутко помнить такое, чего не можешь понять.
Например, как по дороге с очередной тренировки, зажмурив глаза, всю дорогу думала: вот бы в том городе, куда я сейчас приеду, папа снова жил с нами, как будто ни с кем никогда не ссорился и не уходил. А когда вернулась домой, родители вместе готовили ужин, папа принял её расспросы, где он ночевал, за глупую шутку, и это, конечно, было отлично, но всё равно же жуть.
Или как однажды в художке вместо нормальных занятий всех повели на соседний пустырь, выдали кисти, краски и задание разрисовать, как самим захочется, заколоченные сараи и заброшенные гаражи. Отличный получился урок, только на следующий день, когда Эрика выпросила у мамы камеру чтобы сфотографировать разрисованные сараи, выяснилось, что возле художественной школы нет пустыря. И все, начиная с любимой преподавательницы, смеялись: ну и фантазия! Хороший ты видела сон! А почему рукав пальто, в котором на пустыре рисовала, до сих пор в синей краске, уже не стала спрашивать. Ясно, что скажут – сама виновата, зря сидела в пальто на уроке, надо было сдать его в гардероб.
И про сад во дворе за домом, где неизвестные хулиганы потоптали цветы и сломали молодые деревья, а назавтра всё стало как прежде, потому что этого захотела она. И про модные джинсы-«бананы», о которых мечтала, пока однажды не оказалось, что аж две пары этих «бананов», новенькие и уже немного поношенные, как ни в чём не бывало висят у неё в шкафу. И про собачку соседей, которая не попала ни под какую машину, и про подружку Илону, которая на самом деле в отделении реанимации ни дня не пробыла.
Эрика сама так хотела, специально старалась, и радовалась, когда у неё получалось выйти из троллейбуса в городе, где жизнь устроена лучше и нет никаких проблем. Но когда потом начинала обо всём этом вспоминать, ей становилось так жутко, что она сама себе говорила, как сказали бы взрослые, приди она с этой историей к ним: я всё придумала, нафантазировала, просто увидела странный сон.
Однажды вечером ехала домой с тренировки, устала, о чём-то задумалась, почти задремала и пропустила свою остановку, выскочила на следующей, где магазин «Детский мир».
Она тут часто гуляла с подружками, которые жили поблизости, была уверена, что знает этот район почти как собственный двор. Но выскочив из троллейбуса, Эрика вообще ничего не узнала. С виду вполне обычная улица, но какая-то незнакомая, и «Детского мира» нет. Вместо него через дорогу от остановки красивое старое здание с табличкой над входом на каком-то неизвестном ей языке; алфавит ни на что не похож – не латиница, не кириллица, не арабская вязь, не иероглифы… или вот такие странные иероглифы? Получается, да. Долго стояла перед этой табличкой, но так ничего и не поняла.
Пошла – а что было делать? – в ту сторону, откуда, по идее, приехала. Если проскочила свою остановку, надо идти назад. Рассчитывала добраться до дома минут за пятнадцать, но шла очень долго, точно больше, чем полчаса, озираясь по сторонам, обмирая от жути, но всё-таки и от восторга – всё незнакомое, ни на что не похоже, вот это заблудилась, так заблудилась, где я вообще?! За всё это время не встретила ни одного человека, и машины почему-то не ездили, и куда-то подевались троллейбусные провода. И ни одного открытого магазина, хотя время было ещё не позднее, тренировка закончилась в семь.
Ужас охватывал Эрику постепенно. Поначалу она думала, что просто проехала не на одну, а, к примеру, на три остановки больше, чем надо. Или вообще целых пять. А что водитель сказал: «Детский мир», – померещилось. Наверное успела по-настоящему задремать. Вот и оказалась в незнакомом районе, подумаешь, великое дело. Невозможно знать весь город одинаково хорошо.
Но так долго шла по совершенно пустому городу без людей и машин, что верить в «незнакомый район» с каждым шагом становилось труднее. Почти невозможно. А потом – совсем невозможно, без всяких «почти».
В конце концов она догадалась (на самом деле, знала с самой первой минуты, просто не сразу смогла поверить себе): это из-за моей игры город так изменился. Не в каких-то несущественных мелочах, как раньше, а сразу весь. Вот бы ещё раз, зажмурившись, куда-то поехать, может всё сразу исправится? – думала Эрика. – Но на чём мне ехать, если здесь вообще никакого транспорта нет?
Ей хотелось сесть на тротуар и заплакать. Сидеть и рыдать, пока не придёт кто-нибудь взрослый и не спасёт. Но Эрика и сама понимала, что это сейчас не поможет, некому здесь за ней приходить. Поэтому она остановилась, закрыла глаза, представила, будто стоит в троллейбусе на задней площадке, возле выхода, но чуть-чуть в стороне, чтобы дверью не стукнуло и чтобы не мешать другим пассажирам входить-выходить. Для игры идеальное место, лучше любого сидячего, всегда старалась его занять.
Долго так стояла, в конце концов, ей даже показалось, будто земля под ногами движется и качается, словно и правда поехали, но это Эрика сама куда-то пошла. Иначе как объяснить, что она внезапно, с разгона стукнулась лбом – как оказалось, об дерево, росшее рядом с ближайшей к дому троллейбусной остановкой. Это Эрика уже потом, открыв глаза, поняла.
Ну и дальше всё уже было нормально: вокруг машины, прохожие, знакомой дорогой спокойно до дома дошла. Даже к ужину не опоздала, наоборот, вернулась в четверть восьмого, заметно раньше обычного; это тоже было необъяснимо и странно, но на фоне совершенно пустого незнакомого города, честно говоря, ерунда.
