Это был простой день. Не было в нем ничего примечательного, всего лишь обычный день, когда жизнь принцессы приняла крутой поворот и подарила надежду. Нельзя сказать, что она воспользовалась своим шансом потому, что желала зла кому-то. Вовсе нет, просто другого шанса судьба не давала ей. Не разложила жизнь карты так, чтобы предоставить ей выбор, а дала всего одну, которая могла помочь обрести желаемое.
Она вернулась в свои покои сразу после ужина в женской половине дворца. Все было, как обычно. Женщины обсуждали вышивку, стихи и новые события в мире литературы. Говорили о музыке, но поскольку мало кто из присутствующих действительно испытывал страсть к искусству, разговоры были скучны и предсказуемы до такой степени, что принцесса знала, на какой минуте беседы должна возразить, а на какой согласиться, даже не вслушиваясь в обсуждения. Зачем? Она помнила их наизусть, менялись только имена авторов и исполнителей.
Как всегда, в ее покои за ней последовали и верные служанки, призванные помочь принцессе облачиться ко сну. Как всегда, Лу Чан занималась ее волосами, Ха Рэй развязывала широкий пояс кимоно, Тэ Мен подносила ночную рубашку, Сэ И готовила воду для умывания, каждая из присутствующих занималась этим день ото дня, соблюдая процедуру в точности до мелочей. Но никогда прежде Иола не чувствовала такой острой тошноты от происходящего. Ее в буквальном смысле мутило от одного взгляда на прислуживающих ей людей.
– Пошли прочь, – сквозь зубы процедила она, когда водопад из темных распущенных волос упал ей на плечи.
– Госпожа, но мы… – попыталась возразить Сэ И.
– Вон, сказала! Пошли вон!
Стайка служанок, в этот раз без всяких возражений, выпорхнула из комнаты принцессы, плотно притворив за собою дверь.
Комната погрузилась в темноту, которую едва разгоняли зажженные на столе свечи. Иола стояла посреди комнаты, ее волосы были распущены и спадали почти до пояса, кимоно расстегнуто лишь наполовину, от того длинный широкий пояс напоминал своеобразные крылья, которые опустила уставшая птица.
– Как я ненавижу все это, – прошептала она, всматриваясь в темноту. – Как устала быть никем…
– Тогда стань той, кем желаешь больше всего, – чуть хриплый мужской голос со странным акцентом разрезал тишину, заставляя принцессу испуганно вздрогнуть и обернуться вокруг себя, выискивая в темноте того, кто посмел здесь оказаться.
– Кто здесь? – сказала она, отчего-то даже не пытаясь кричать. На краю сознания проскользнула мысль, что, если пришли ее убить? Вдруг отец передумал и со свадьбой и с деньгами, что, если он просто решил избавиться от нее? И вот тогда она неожиданно поняла, что это будет не так уж страшно… Да, эта мысль пришла неожиданно и необыкновенно четким образом, ворвалась в ее сознание. Разве это может быть хуже того, что она уже имеет?
Возможно, кому-то показалось бы, что ей грех жаловаться. Она жила в богатстве и роскоши, не знала ни голода, ни холода открытого неба над головой. Это было так. Но, чтобы все это иметь, она и платила достаточно, изображая роль молчаливой куклы, день ото дня облачающейся в неудобные одежды и обувь, просиживая на приемах словно статуя, не шевелясь и не говоря, изображала она фарфоровую статуэтку. Мало кто знал, что одно ее полное облачение, с украшениями и обувью, весило как десятилетний ребенок. Что она тоже человек, и у нее тоже иногда что-то болит, но разве это кого-нибудь волновало, если речь шла об официальном приеме или ритуале в храме. Если ей говорили стоять и молчать, то она должна была делать именно это. И не важно, что в храме нечем дышать, что от нанесенного на нежную кожу макияжа она невыносимо зудит, что на неустойчивой платформе ее обуви очень сложно удержать равновесие, когда на голове высокая прическа, заколотая множеством заколок и гребней, а само кимоно состоит из шести слоев, и жарко в нем так, что темнеет в глазах. Ничто не имело значения, кроме лживого предназначения. Она не хотела знать, как живут другие! Она не хотела так жить сама!
– Меня зовут Ингвер, – все так же спокойно отозвался мужчина, подходя ближе к Иоле так, что его лицо можно было отчетливо разглядеть в скупом свете зажженных свечей. – И, думаю, нам есть о чем поговорить и что предложить друг другу…
Сейчас, всматриваясь в предрассветную хмарь севера, Иола думала, что то соглашение не принесло ей по сути ничего. Ингвер говорил тогда, что если она выполнит все в точности, как он скажет, то ей будет гарантирована свобода. И что в итоге? Он не справился со своими обязательствами, был разбит и вынужден отступить. А она и вовсе оказалась в таком положении, что самой себе не позавидовала бы.
«Конечно, они не станут меня убивать. Думаю, это бессмысленно, но если раньше меня воспринимали как безобидную гусеницу, то теперь я останусь вечно подозреваемой. И что еще они приготовят для меня? Сдержат ли обещания, данные отцу? Сохраню ли я хотя бы толику своего положения, или в их власти превратить принцессу Аира в рабыню Севера. Боги, как же это страшно! Если бы этот северянин справился, был бы хотя бы небольшой шанс, а теперь… Что теперь? Не стоило с самого начала соглашаться с ним. Не стоило…»
Руки Иолы, несмотря на то что в комнате, выделенной ей Советом, было хорошо натоплено, отчаянно мерзли, потому ей постоянно приходилось растирать кончики пальцев. Она так и не смогла уснуть в эту ночь. Слишком гнетущими были мысли в ее голове.
Северяне не оставили без внимания факт ее предательства. Людям, которые сопровождали Иолу в путешествии, было запрещено входить в ее покои. Иола сильно подозревала, что они взяты под стражу. Вместо верных служанок к ней было приставлено пять женщин, очень высоких, полных и суровых на вид. Эти женщины должны были заботиться обо всем, что ей понадобится, но дело было в том, что ни одна из них не говорила по-аирски. Таким образом, суровые северянки взяли распорядок принцессы под свой контроль, самостоятельно решая, когда ей спать, есть и прочее. К слову сказать, за три дня ей даже не предложили умыться, хотя она и пыталась просить! Но то ли тетки были не слишком сообразительны, то ли Иола плохо показывала, что ей надо, результат был один. Причесать ее тоже было некому, согласно традициям Аира, как и одеть, впрочем, потому уже второй день подряд принцесса щеголяла по своим покоям в длинном свободном сарафане, под который одевалась такая же длинная, свободного кроя рубаха, и со просто сплетенной косой на голове. Поскольку дамы у северян были и выше и крупнее, чем средние аирки, то фактически Иола утопала в своем наряде и при каждом шаге ей приходилось задирать подол.
Все в этой комнате казалось чужим, как если бы она попала в другой мир. Начиная от стен и заканчивая предметами туалета. Даже подушки, на которых она спала, были не похожи на те, к которым она привыкла. В Аире спали на маленьких прямоугольных подушечках, на севере подушки были больше и имели форму квадрата, постель стелили прямо на широкие деревянные лавки, а не на пол. Если в Каишим вещи складывались в своеобразные комоды, то здесь использовали сундуки и массивные шкафы из темного дерева. Отличия были во всем: в форме, качестве, цвете, декоре. Когда Иола жила в родном дворце, то ей казалось, что она ненавидит все, что ее окружает. Но сейчас, оказавшись в месте, где непривычно всё, начиная от формы входной двери и заканчивая кружкой со специальной ручкой для пальцев, из которой ей приходилось пить, она чувствовала себя потерянной.
