– Ух ты, сколько здесь вещей…
Мой взгляд упал на туалетный столик, на котором стояла шкатулка Сильи со спрятанным в ней посланием неизвестного содержания.
«Господи, Энджел, – мысленно обругала я себя, – с таким же успехом ты могла бы закричать и указать на нее пальцем», – но офицер ничего не заметил, продолжая осматривать содержимое шкафа. Затем он подошел к туалетному столику, однако к шкатулке не притронулся, а спустя несколько минут направился в гостевую комнату.
– Здесь спит малыш? – поинтересовался он, указывая на кровать, обставленную со всех сторон стульями.
– Да. Нам было негде его разместить. Но во вторник мы уезжаем домой, так что ничего страшного.
Внезапно меня поразила мысль, что, возможно, во вторник мы никуда не уедем. Интересно, что происходит в полицейском участке?
Бреннан распахнул створки шкафа, где висела одежда Генри, и повернулся ко мне:
– Есть какие-то соображения относительно того, почему мистер Гласс спал в этой комнате?
Я пожала плечами и не ответила.
Офицер перевел взгляд на рюкзак.
– Вещи малыша?
Я кивнула, сразу же подумав о фотоальбоме, спрятанном в стопке чистых подгузников.
– Для такого крошечного человечка у него довольно много вещей, – рассмеялся Бреннан, а когда мы вернулись в гостиную, бросил на меня робкий взгляд:
– Спасибо, что позволили мне осмотреть дом.
При виде его невинного лица у меня сжалось сердце. И почему, скажите на милость, я решила, что ни один из парней Бейлис-Харбора мне не подходит?
А потому, решительно напомнила я себе, что в мужья я хотела только мужчину своей мечты. И такой появился.
– Не стоит благодарности, – тихо ответила я. – Заходите в любое время.
Мне отчаянно хотелось расспросить, знает ли он хоть что-нибудь о местонахождении Сильи, но после того, как его осадил офицер Хилл, я знала, что Бреннан не поддастся на провокацию.
– Если вам что-нибудь понадобится, миссис Гласс, дайте знать. Вы всегда сможете найти меня в полицейском участке в Хоторне.
– Благодарю вас, офицер, – сказала я, провожая его к выходу.
Закрыв дверь, я прижалась к ней спиной и посмотрела на Пи Джея, наблюдавшего за мной.
– Чуть не попались, – обратилась я к малышу, и он забормотал что-то в ответ.
Сварив наконец кофе и налив полную чашку, я огляделась. Предстояло решить, чем заняться, пока я буду ждать возвращения Пола и Руби. Может, убраться? В доме была такая грязь, что работы хватило бы на полдня.
Но что же все-таки в том фотоальбоме? Нет. Я решительно тряхнула головой и сделала большой глоток кофе. Альбом мне не принадлежит, так что я не стану в него заглядывать. Да, при других обстоятельствах так и стоило бы поступить, но сейчас ситуация складывалась весьма неординарная.
Я поставила чашку на стойку и отправилась за рюкзаком.
Держа в руках альбом в кожаном переплете, я задумалась: сколько раз Силья его открывала? Сколько раз с любовью смотрела на хранившиеся в нем фотографии?
– Нет, Энджи, – вслух приказала я себе, словно звук собственного голоса мог прогнать прочь крамольные мысли, – ты не имеешь на это права.
Я хотела убрать альбом в рюкзак, но внезапно замерла. А что, если эти фотографии помогут следствию? Кем я буду, если даже не попытаюсь помочь в поисках?
Воровато оглядевшись по сторонам, я опустилась на диван и взялась за застежку, а когда раздался тихий, почти неслышный щелчок, затаила дыхание.
Глава 39
Руби
Они сидели в маленькой комнате без окон. Такие Руби видела по телевизору. Посредине стояли стол и стулья. Полицейские предложили кофе и воду, но Руби и Пол отказались. На столе – нескладная керамическая пепельница коричневого цвета, похожая на кучку экскрементов. Нечто подобное мастерят дети на уроках труда в седьмом классе. Руби ничуть не удивилась бы, узнав, что эту пепельницу слепил ребенок одного из офицеров, а тот принес ее на работу, заявив, что не желает видеть такую уродливую вещь у себя на столе. И тогда секретарша или кто-то еще принес ее в комнату для допросов. Знал ли ребенок, где в итоге оказалась его поделка?
Руби спросила, можно ли ей закурить, но полицейские ответили отказом, потому что она несовершеннолетняя.
По другую сторону стола сидели офицер Хилл и еще один полицейский, который представился как детектив Слейтер. Руби не сводила взгляда со значка на груди офицера Хилла. Офицер ей не нравился в отличие от его фамилии, которая происходит от весьма распространенного слова. Фамилия Хилл была ничем не хуже фамилии Гласс.
[19]
[20]
Хилл не произнес ни слова. За них обоих говорил Слейтер, куривший одну сигарету за другой. Руби наблюдала за ним с завистью.
– Руби, передо мной записи детектива Даффи, который с тобой беседовал несколько дней назад. Тогда он задал тебе несколько вопросов.
Слейтер оторвал взгляд от лежавшего перед ним протокола допроса, в который поглядывал время от времени, словно это газета или журнал, купленные, чтобы почитать в ожидании поезда. Именно так поступала мать Руби. «Лайф», «Харперс», «Архитектурный дайджест». Последний она любила больше всего. Силья приносила их домой и, прочитав от корки до корки, отдавала Руби.
Судя по всему, Слейтер ждал, когда Руби заговорит, но она не знала, что именно должна сказать, поэтому просто кивнула, сильнее закутываясь в свитер, подаренный Шепардом, и сжимая пальцами мягкую шерсть.
– Я хочу поговорить с вами еще раз, – пояснил Слейтер и улыбнулся, словно хотел ее подбодрить или подружиться с ней.
Руби не осуждала его за это. Ведь это его работа – верно? – сделать так, чтобы она ему доверяла.
– Итак, Руби, расскажите-ка нам еще раз, как вы нашли тело отца.
– Когда я вернулась, родителей дома не оказалось.
– И никаких признаков, что ваша мать вернулась с работы?
Руби ужасно хотелось запустить руку под свитер и дотронуться до кулона Сильи, но это была плохая идея, поэтому она стала накручивать волосы на палец.
– Я заглянула в гараж, но маминой машины там не было. Это показалось мне странным, и я заволновалась.
– Понимаю, – кивнул Слейтер. – Что потом?
– Потом я пошла на кухню. – Руби смотрела на стену над головой Слейтера. – И нашла на барной стойке записку матери.
Слейтер зашуршал бумагами.
– В рапорте говорится, что записка была следующего содержания: «Дорогие Генри и Руби, мне очень жаль, что все произошло именно так, но я от вас ухожу. Жизнь слишком коротка, чтобы ждать дольше. Генри, позаботься о нашей девочке. Руби, будь хорошей дочерью. Люблю вас обоих».
