Я понимала каждое слово Роуз, она описывала ощущения, что посещали меня во снах, когда изредка меня уносило в ту пустоту без стен, без верха и низа, без запаха, без света. Смотря на ее клыкастую морду, я с грустью осознавала, что у меня много общего с этим монстром.
А потом она произнесла:
– Я помню тебя.
От слов Роуз у меня все похолодело внутри, а позвоночник в миг оброс солевыми отложениями, и я уже не могла разогнуться.
Роуз смотрела на меня, я – на нее, мы молчали наверное минут пять, а может целый час, прежде чем я преодолела ступор.
– Это невозможно, – произнесла я, голос стал таким же хриплым как у старикашки с соленым позвоночником. – Я родилась много позже Вспышки.
– О, нет. Я знала тебя, уже будучи бессознательным существом.
– Это невозможно, – повторила я.
Почему-то мне было необходимо доказать Роуз, что ничего общего у меня с ней нет.
– Ты увидела меня одной из первых, когда пробудилась, воспоминания наложились, и теперь тебе кажется, что ты видела меня раньше.
– Когда я проснулась и увидела тебя, я знала твое имя.
– Это…
– Невозможно? – Роуз улыбнулась.
Но улыбнулась она как-то по-доброму, как тупому ребенку, который не прекращает чушь молотить.
– Я видела тебя в том тумане, – уверенно произнесла она. – Ты так ярко светилась. По крайней мере, ярче остальных.
Ну все. Кейн покойник. Говорила же, что мне не стоит сюда приходить. Но почему-то и уходить отсюда не хотелось. Я очень боялась того, что говорила Роуз, но больше всего меня пугало то, что я знала, что все, что она говорит – правда.
Правда, которую я не хотела признавать.
– Ты ведь чувствовала их? Всех тех людей, запертых в тумане. Они там. Они как призраки, которые не видят друг друга. Каждый в своей собственной реальности, но чувствующий присутствие других.
Твою мать, как четко она описывала то жуткое место! Она провела в нем без малого сорок лет, и неудивительно, что помнит каждую молекулу, каждый атом того проклятого туманного ничто.
– Ты светилась, как… забрызганная грязью фара. Такой тусклый свет лампочки, когда она готова перегореть. Но тем не менее… ты светилась.
Я сидела молча еще наверное года три, задница совсем прилипла к табурету, а слова Роуз все никак не выходили из головы.
– Я могу что-то сделать для тебя, Роуз? – спросила я, желая сменить тему.
Она улыбнулась.
– Я не про яблочное пюре, – тут же пояснила я.
Улыбка Роуз стала шире и превратилась в чудовищный оскал.
– Я очень хочу посмотреть на свой дом.
– Ты помнишь, где жила?
– Да. Под Хемницем. Даже точный адрес помню. Я работала оператором автобусного парка. Удивительно, как профессиональный навык, вроде заучивания схемы города наизусть, легко всплыл в памяти. Я даже имя мужа вспомнила позже маршрута 209В.
– Когда мы его найдем, обещаю ничего ему не говорить.
Роуз тихо посмеялась.
– Это здорово, что вам удалось найти для нас путь обратно. Спасибо.
Ну вот и снова это чувство неловкости. Именно из-за него я не хотела приходить сюда.
– Мне пора. Мы планируем вернуться завтра вечером. Если Кейн разрешит тебе встать с постели, то в следующую миссию отправимся в Хемниц.
– Буду ждать с нетерпением!
– Зря. Все, что ты там увидишь, это куча развалин и кости. Все города превратились в мусорные полигоны, их хорошенько помяли в самые жестокие года Вспышки. Там ты не найдешь ничего кроме горестных воспоминаний и такой же кучи слез, как руин вокруг.
– Мне жаль… насчет Желявы.
Роуз поразительно проницательна. Неудивительно, что Кейн влюбился в нее. Была бы у нее пасть почеловечнее и конечности покороче, может была бы мне конкуренткой.
– Ты стоишь нескольких Желяв, – ответила я ей.
Я встала и направилась к выходу.
– Тесс, – окликнула Роуз.
Я обернулась.
– Если я видела твой свет, то и все они его видят. Ты для нас, как маяк. И я не знаю, почему.
Слова Роуз застряли где-то на полпути до той части мозга, где должны были быть обработаны, осознаны и трансформированы в реакцию. Огромным усилием воли я заставила их замереть, потому что не готова была к тому, что найду в конце этого пути осознания.
Благо, сегодняшний день сулил дохреллион дел, а лучшее, что солдат может сделать для того, чтобы отвлечься от тяжелых дум – отправиться в миссию, и желательно в ту миссию, где его могут убить, чтобы, так сказать, в полной мере сосредоточиться на задаче выжить, которая выместит из мозга все остальное. Даже имя собственное забудешь.
В холле гостиницы царила подготовительная возня: солдаты сгружали пластиковые боксы и холодильные камеры, чтобы добыть очередного сырья с Желявы после миссии в Аахен; Арси с Калебом и Антенной, окруженные несколькими солдатами, сгруппировались вокруг навигационных карт, обсуждая оптимальный маршрут; остальные боевые товарищи проверяли оборудование экипировок.
Я подошла к Кейну, хлопочущему над своими военными ноутбуками Джитэк-500 и лабораторными агрегатами, которые он собирался взять в дорогу на случай, если мы и впрямь найдем чудо-людей, которые собрали компоненты сыворотки в теоретическую модель.
– Видел Томаса? – спросила я у Кейна.
– Кажется, он все еще спит.
– Какого черта? – выругалась я раздраженно.
– Вчера был праздник, многие до сих пор отсыпаются, – пожал плечами Кейн.
– Да, но не мой брат! Он знает, что отправляется в миссию, а значит, должен быть тут как штык в девять-ноль-ноль!
– Он не твой солдат. И подчиняться тебе не должен.
– Ты тоже не мой солдат, но ты же все равно здесь, – прозвучала я как-то обиженно.
– Да. Но взамен я кое-чего получаю от тебя, – ответил Кейн, разглядывая что-то супер-интересное на экране своего Джитэк.
Я подкатила свои аппетитные бока к господину исследователю, зная, что они его возбуждают. Его любимая поза – на боку, он та еще ленивая задница.
– И что же ты получаешь? – заигрывающе мяукнула я.
Кейн медленно перевел взгляд своих голубых глаз на меня, как если бы был ошарашен тем, что сейчас происходило.
– Кровь для исследований, – ответил он немного смущенно.
Я закатила глаза. И впрямь, с чего это я вдруг подумала, что Кейн понимает пошлые шуточки.
– Забей. Пойду найду брата.
Я уже развернулась и собралась сделать шаг, как вдруг почувствовала, как он берет меня за руку и разворачивает к себе, он обнял меня и поцеловал. Раздражение тут же улетучилось.
