Я не успела прийти в себя, лежа на снегу, как уродец уже успел приземлиться и схватил Калеба за бронежилет, а потом отбросил его с такой легкостью, словно Калеб был тряпичной куклой.
– Калеб! – крик сам вырвался из моей груди.
А сердце вообще остановилось! От вида того, как Калеб вознесся в небеса, у меня случился инфаркт. Калеб упал навзничь, а потом пару раз прокрутился, толкаемый инерциальной силой. Какие же у них мощные мускулы! Они с людьми как в мяч могут играть, набивать их коленом, ногой, головой.
Я тут же выставила вперед винтовку и стала палить в уродца, нависшего над Калебом. Пара пуль вонзились в синюшнее тело, покрытое корочкой засохшей крови, его дернула судорога, и он завалился набок.
А вокруг продолжали набегать остальные особи, с каждой секундой они становились ближе на десять метров, несясь к нам на всех четырех конечностях и рыча, изнемогая от голода, который срывался слюной с их длинных клыков.
– Калеб, живее! – крикнула я, перезаряжая винтовку.
Калеб вскочил на ноги и бросился к капсуле, за ним уже по пятам скакали двое синюшных тел без мозгов, но с невыносимой жаждой. Они замахивались когтями в воздухе, едва не сделали засечку Калебу. Я пыталась отстреливать особей, но электропатроны чрезмерно громоздкие, а зараженные передвигались слишком быстро, в итоге патроны один за другим вылетали из дула и витиеватыми спиралями пролетали мимо целей, исчезая искрой в снегу.
И тут Калеба-таки настигли. Один уродец прыгнул ему на перерез, взмахнул своей когтистой лапой, и в воздух вознесся фонтан крови.
– Не-е-ет! – заорала я, полностью теряя контроль над собой.
Калеб схватился за горло, зажимая рассеченную гортань, и повалился на снег. Уродцы тут же столпились над ним, я уже бежала со всех ног и продолжала жать на спусковой крючок до одури. А потом когда затвор заглох, а твари уже стали рвать Калеба в клочья, я совсем обезумела.
– Пошли вон! – ревела я во всю глотку.
Едва я добежала до места скорого пиршества моим сержантом, моим другом, моей любовью, я начала размахивать пустой винтовкой из стороны в сторону, используя ее как биту. Одному я заехала в череп, послышался хруст, чудовище истошно завопило. Второму я врезала в солнечное сплетение, он тут же согнулся пополам, потеряв способность дышать. Третий уже был готов к удару и схватил мою винтовку, когда я замахнулась на его висок. Он одним рывком вырвал из моих рук автомат и отбросил его чуть ли не на луну. Но я уже навыком, выработанным до уровня рефлексов, вытащила армейский нож из чехла, и пробила зараженному череп, вонзив в нижнюю челюсть и пронзив передний родничок насквозь. Через рукоятку ножа я прочувствовала каждую трещину хрустящих костей. Он завалился на снег. Я же упала перед Калебом.
В те пары секунд, что подарила нам судьба, я успела разглядеть рану: четыре глубоких рваных пореза полностью рассекли хрящи, задели трахею и перебили сонную артерию, из которой пульсировал фонтан ярко-алой крови.
Мысль пронзила мой мозг также свирепо, как неодолимый голод внутри этих чудовищ, которые продолжали нестись на всех скоростях к месту потенциального пиршества. Мысль такая же непобедимая, такая же навязчивая и такая же роковая.
– Я не могу потерять тебя, Калеб. Ты знаешь, – выпалила я на одном выдохе.
Он смотрел на меня широкими глазами, пытался что-то сказать, но лишь кровавые пузыри вырывались из рассеченной гортани.
Я одним резким движением резанула свое запястье и прижала его к ране Калеба.
О господи, прости меня! Пожалуйста, прости, что обрекаю на вечное проклятье! Но я потеряла слишком много друзей и родных в этой гребанной жизни, и я ни за что не позволю ей отобрать у меня еще и тебя!
Внезапно я почувствовала крепкую хватку за шкирку, и меня отбросили прочь от Калеба, как мелкую собачонку.
Я приземлилась на плечо, оно хрустнуло, я завопила ,чувствуя, как вывихнулся сустав. Но боль тут же отступила, когда перед глазами двое зараженных уже склонились над Калебом, чтобы полакомиться остатками крови.
Я конкретно рассвирепела! Как же вы меня все достали! Хватит пытаться отобрать у меня все, что я люблю! Хватит испытывать мою выдержку! Я скоро начну пытать детей, я уже на миллиметр от того, чтобы начать пытать невинную Тамагочи Фунчозы!
Я встала на ноги, заревела также остервенело, как и эти упыри, а потом побежала прямо на них. Я врезалась в обоих на всей скорости, мы вместе упали на снег, кувыркнулись пару раз, на ходу я избивала холодные тела ножом, те душераздирающе вопили. Едва я встала на ноги, как уже следующие ублюдки пытались оттащить тело Калеба к себе в кусты, потому что поняли, что с такой психопаткой, как я, лучше дел не иметь.
Поздно, ублюдки!
Я снова заревела, уподобляясь чудовищам, и бросилась на них, размахивая ножом.
– Пошли вон! Пошли к черту! Он мой! Слышите? Мой!
Я махала ножом из стороны в сторону, меня с Калебом окружили уже с десяток кровососов. Они скалились на меня, рычали, взмахивали когтистыми лапами, то и дело подпрыгивали поближе, но я тут же делала выпады в их сторону и снова выделывала рукой кульбиты с ножом в воздухе.
Не сразу до меня дошло, что в них поубавилось решимости. Они могли разделаться со мной всего за минуту: одна секунда на то, чтобы расчленить меня, а остальные пятьдесят девять сидеть тут посреди поля и, весело посвистывая, крутить мои филе в фарш, фаршировать мои яичники моими же глазами и, набивая в мои кишки мои же потроха, изготавливать деликатесные колбасы.
Но что-то их останавливало. Я догадывалось, что это было. Но не хотела нырять на дно этой правды. Еще не время. Не сейчас. Не хочу познавать, что это за свет, который они видят во мне, но если они и вправду видят его, то сейчас они не должны видеть во мне ничего кроме остервенелой и неугомонной ярости. Я вас всех перережу, всех насажу на колья, из когтей ваших сделаю ножи, манекенов для класса анатомии налеплю, а из позвоночника настругаю формочки для печенья!
– Он мой! Моя добыча! Не отдам! – орала я, надрывая связки.
Я схватила Калеба за ворот толстой куртки и потащила к капсуле. Тут же снова сделала выпад и резанула самого смелого уродца по рукам, тот зарычал.
– Пошел нахрен! – крикнула я.
Пока я тащила бездыханного Калеба, зараженные бросались на кровавый след, тянущийся по снегу из его шеи. Они впивались в снег и слизывали его дочиста. Вдобавок начался сильный снегопад, и вся эта их возня превратилась в кровавую кашицу.
Кое-как на остатках адреналина я дотащила толстожопого Калеба до капсулы. Ей богу, он всегда казался мне стройным и вообще сексапильным, его подтянутость всем новобранцам в пример ставила. Теперь же, протащив его по снегу в его двадцатишестикилограммовой экипировке, я готова была пересмотреть свое восхищение.
Я с трудом подняла его и перевалила через люк внутрь, зараженные продолжали кидаться на меня, то и дело слышны были взмахи когтей, разрезающих воздух, они рычали и ревели, обвиняя меня в жадности.
