Мадам Оима пригласила нас в столовую, и я увидела молодую майко. На ней была обычная одежда, а лицо ее не было накрашено, но на нем и на шее все равно виднелись следы белой пудры. Мы сели напротив мадам Оима около прямоугольной жаровни, а она села лицом к садику, рассматривая нас с отцом. Он поклонился ей в знак уважения.
Разговаривая с отцом, мадам Оима продолжала мне улыбаться.
– Я рада сообщить вам, что Томико хорошо успевает на уроках. Кажется, у нее абсолютный слух, и она успешно учится играть на шамисэне. Ее учитель и я очень довольны ее достижениями, – проговорила она.
Я услышала какой-то шелест, доносившийся из коридора. Повернув голову, я увидела лежащую там собаку.
– Как тебя зовут? – спросила я. Единственным ответом, который я получила, было рычание.
– О, – сказала мадам Оима, – это Джон.
– Ему больше пойдет кличка Биг Джон, – мгновенно отреагировала я.
– Хорошо, в таком случае, я думаю, нам надо переименовать его в Биг Джона, – спокойно сказала мадам Оима.
Почти сразу же после ее слов в комнату вошла какая-то женщина. Красивая, но с неприятным выражением лица. Мадам Оима назвала ее Масако, точно так же, как и меня, но я мысленно уже дала ей другое имя – Старая Меани. Мадам Оима сказала отцу, что эта гейко – будущая «старшая сестра» Томико.
– Я думаю, что Джон – это прекрасная кличка, – сказала она, шмыгнув носом.
– Но мисс Масако считает, что Биг Джон подойдет ему больше, – отозвалась мадам Оима, – и если мисс Масако считает так, значит, так мы и будем его называть. Послушайте меня все. С сегодняшнего дня я хочу, чтобы все называли собаку Биг Джон.
Я помню этот разговор дословно, потому что меня поразило положение мадам Оима. В ее власти было просто так взять и поменять кличку собаке, а все должны были слушаться и делать так, как она скажет. Даже Старая Меани.
Я фазу же подружилась с Биг Джоном. Мадам Оима сказала, что мы с Томико можем пойти погулять с ним. Томико рассказала мне, откуда появился Биг Джон. Он был внеплановым щенком, помесью какой-то дворняги и колли, принадлежавшей изготовителю рассолов, живущему по соседству. Вот так Биг Джон и появился.
Мы спокойно прохаживались по улице, когда кто-то остановил нас.
– Кто эта красивая маленькая девочка? Она из семьи Ивасаки? – спросила какая-то женщина.
– Нет, это просто моя младшая сестренка, – ответила Томико.
Потом, спустя буквально несколько минут, кто-то еще сказал:
– Какая восхитительная Ивасаки!
– Нет, это просто моя младшая сестра, – снова ответила Томико.
Это продолжалось. Люди все спрашивали и спрашивали. Моей сестре это явно надоело. Почувствовав себя неудобно, я попросила Томико вернуться обратно. Прежде чем она согласилась, Биг Джон развернулся и потянул нас в сторону дома.
Биг Джон оказался прекрасным псом. Он был необычайно воспитан и дожил до очень почтенного возраста – восемнадцати лет. У меня всегда было чувство, что эта собака меня понимает.
Мы вернулись в Ивасаки окия, и я сказала отцу:
– Пора идти домой, папа. Я ухожу. Вежливо попрощавшись, я погладила Биг Джона и пошла к двери. Отец тоже попрощался со всеми и пошел за мной.
Взявшись за руки, мы пошли на электричку. Я не знала, о чем говорили мадам Оима и отец, пока мы с Томико гуляли, но было заметно, что он опустошен и расстроен. Я начала подозревать, что что-то явно произошло не так.
Как только мы вернулись домой, я сразу же залезла в шкаф. Я слышала, как разговаривали родители. Отец сказал:
– Ты знаешь, Чие, я просто не думаю, что смогу сделать это и позволить ей уйти.
– Я с тобой согласна, – ответила мать.
С того времени я стала проводить в шкафу еще больше времени, чувствуя себя в безопасности, как младенец в утробе. А в доме царила суматоха.
В апреле того же года мой самый старший брат, Сейичиро, нашел работу на национальной железной дороге. В тот вечер, когда он принес домой свою первую зарплату, на нашем праздничном столе стояли сукияки, и вся семья собралась, чтобы отпраздновать это событие. Отец заставил меня вылезти из шкафа и пойти ужинать.
У него была привычка произносить маленькую речь каждый вечер перед тем, как мы приступали к еде. Он перечислял все важные моменты дня и поздравлял нас, например, с днем рождения или хвалил наши успехи в школе.
Я сидела у него на коленях, пока папа поздравлял моего брата с обретением независимости.
– Сегодня ваш брат Сейичиро начинает вкладывать деньги в семейный бюджет. Теперь он взрослый. Я надеюсь, что и остальные окажутся не хуже. Когда вы начинаете содержать себя сами, я хочу, чтобы вы думали не только о себе, но и о других людях и помогали им, чтобы тем было на что жить и что есть. Вы понимаете, о чем я говорю? – спросил он. Мы ответили в унисон:
– Да, мы понимаем. Поздравляем, Сейичиро.
– Очень хорошо, – сказал отец и принялся за еду. Я не могла дотянуться до сукияки с того места, где сидела, и спросила:
– Папа, а как же я?
– Ой, извини, я забыл о тебе, Масако, – сказал он и стал кормить меня сукияки из кувшинчика.
Родители были в хорошем настроении. Пока я, один за другим, жевала кусочки мяса, я думала над тем, какими счастливыми они были. И чем больше я об этом думала, тем тише становилась, и мне все меньше хотелось есть.
Я задумалась. Будет ли лучше для меня уйти в Ивасаки окия? Разве это возможно? Как мне попасть туда? И я стала обдумывать план действий.
Одним из моих любимых занятий была ежегодная прогулка, когда все японцы любуются цветением сакуры, так что я попросила родителей:
– Можем ли мы пойти посмотреть на цветение сакуры? А потом сможем сходить и в Ивасаки окия?
Конечно, логической связи здесь не было. Мы всегда устраивали пикник под деревьями, которые росли по берегу канала, практически рядом с нашим домом. Но я знала, что цвет сакуры никогда не будет выглядеть таким же с другого берега канала.
Отец ответил немедленно:
– Чие, давай пойдем посмотрим на цветение сакуры.
– Это вы здорово придумали, – отозвалась мама, – я приготовлю еду для пикника.
– Но как только мы посмотрим на сакуру, мы сможем пойти в Ивасаки окия, правда?
Они знали, какой упрямой я могу быть, если у меня в голове засядет какая-то идея. Отец попытался отвлечь меня.
– Я думаю, что мы можем пойти на Мияко Одори, после того как полюбуемся на сакуру. Как ты считаешь, Чие? – спросил он мою мать.
Я вмешалась прежде, чем та успела ответить.
– Я хочу пойти в Ивасаки окия, после того как посмотрю на сакуру. И не пойду на Мияко Одори!