Мужчины тяжело дышали, размазывали пот по покрытым пылью лицам, пытались унять дрожь в руках и ногах.
– До того, как в нашем присутствии очки Гольштанского поползли с его носа – и это без особой тряски, лишь оттого, что он сел на полу – на сего учёного ведь напали, не так ли? – продолжал Фирс. – Его с размаху ударили об стену, тут же сбили с ног, втолкнули в рот кляп, связали. Тем не менее, когда мы открыли дверь, очки были у него на носу. Само ограбление, а потом всю ночь они пережили, а при нас взяли и упали!
Вийт забросил колено на подоконник и взобрался на него всем телом.
– Что было, то было, – согласился он, переводя дух. – Значит, на Гольштанского ночью не нападали. Вот и верь после этого учёным!
В этот момент створки окна распахнулись, и изнутри к смельчакам потянулась рука в чёрной перчатке…
Франсуаза втащила Вийта и Фирса внутрь.
– Вы негодяй, monsieur inspecteur!
[25] – кричала она. Её глаза гневно сверкали. Акцент стал настолько сильным, что мужчины едва понимали её речь. – А вы, господин истопник! Вы же почти француз! Как вы могли так поступить!
– Но, мадемуа…
– И не надо здесь мадемуазелькать! – взвизгнула барышня, не без труда выговорив это слово. – Немедленно объяснитесь!
На залитую ярким солнечным светом лестницу через парадные двери Музея раскопок и находок вышел городовой Кутюк. Он тащил за собой закованного в кандалы профессора Гольштанского. Позади шагал сыскной надзиратель Вийт.
Толпа взревела. Хроникёры бросились к сыщику.
Пока учёного усаживали в арестантскую карету, Ронислав Вакулович, немало не стыдясь своей разорванной рубахи, перепачканного лица, перебинтованных рук и сбитых в кашу башмаков, отвечал на вопросы и демонстрировал самозатягивающиеся узлы на верёвках. Волосы его торчали во все стороны. Ослепительная улыбка играла на мужественном лице…
Помощник сыщика и мадемуазель Понмаре смотрели на это светопреставление из окна кабинета Гольштанского.
– Напрасно вы отказались от ужина в «Барине», – пробормотал Фирс. – Это лучшее заведение в городе. Там поразительно вкусно и весело.
Барышня взглянула на Фирса и покачала головой.
– А вы куда обычно ходите? – спросила она.
– Я? – удивился истопник.
Девушка кивнула.
– Ныне в моде кофейни… – неуверенно пробормотал тот.
Фирс поднял взгляд на мадемуазель Понмаре. Та смотрела в пол, а лицо её прямо на глазах наливалось краской…
В комнату вошёл сторож Рымарь.
– Так музей уже можно открывать? – спросил он.
Вечерело. Вийт, Фирс и худенький юноша, почти мальчик, в слишком большом для него студенческом мундире и плотно надвинутой почти на самые глаза фуражке сидели за одним из небольших столиков, расставленных на набережной Луги.
Прекрасная река несла свои прохладные воды всего в трёх шагах от них. В последних лучах заходящего солнца гранит, в который были одеты её берега, отсвечивал алым. Лёгкий ветерок благоухал цветочными ароматами. Вокруг, куда ни глянь, располагались бесчисленные щиты с книгами, у которых володимирские букинисты вели друг с другом неторопливые разговоры.
Уже подали чай, заваренный специально для дедуктивиста знаменитым ресторатором Дубеем. Конечно, собственными руками.
– …и вы так спокойно мне об этом рассказываете! – выговаривал молодым мужчинам студент. – И это вы, люди, спасшие Адама-Каетана на Великих гонках! Зачем, о, зачем вы полезли на стену! Вы могли погибнуть! Ради чего!
– Я раскрыл преступление! – отвечал Вийт.
– Как неразумно! – воскликнул юноша. Он махнул рукой и обернулся к истопнику. – Вы кажетесь серьёзным, положительным мужчиной! Как вы могли потакать этой выходке!
– Я сам её и предложил, Ветрана Петровна, – скромно ответил Фирс.
– О! – студент стал хватать ртом воздух, не находя слов.
В этот момент к столику неслышно подошёл господин Дубей. Он нёс небольшой серебряный поднос, на котором лежал цилиндрик телеграммы.
– Для барона фон Вийта! – прошелестел ресторатор и растворился в сумерках.
Детектив вскрыл капсулу.
– «Вы гений, господин сыскной надзиратель! – прочёл он. – Профессор Гольштанский признался. Молот спрятан среди халатов Чингисхана. Я сейчас везу преступника в музей, чтобы забрать пропажу. Поздравляю с ещё одним блестяще раскрытым делом! Городовой Кутюк».
Вийт и Фирс уставились на студента. Тот вздёрнул нос, поджал губы и сердито бросил:
– Я не собираюсь вас хвалить!
Сыщик поднял поднос, на котором была подана телеграмма. Начищенная металлическая поверхность отразила его горящий взор.
– Говорят, – произнёс Вийт, – серебро трудно искать в воде.
– В сумерках? Несомненно! – проговорил Фикс.
Студент насторожился.
Вийт сделал глоток чая.
– Никому не нужная детскость! – буркнул он.
Поставил чашку на стол. Чуть приподнялся. Размахнулся.
– Что вы делаете?! – закричал юноша.
Ронислав Вакулович швырнул поднос в реку. Безделушка, взмыв вверх, сверкнула в воздухе, но тут же резко нырнула вниз и беззвучно ушла под воду.
Мужчины разом сорвали с себя сюртуки.
Студент заорал, попыталась схватить дедуктивиста за рубаху, но было поздно.
Сыскной надзиратель Вийт и его верный помощник Фирс прыгнули с парапета в Лугу…
Сыщик Вийт и дело о скрипичном футляре,
или Глава 5, в которой загадочный господин заносит футляр от скрипки на борт самого роскошного дирижабля современности, бесследно исчезает документ чрезвычайной секретности, а таинственная барышня, которой никто не видел, просит капитана о помощи. Впрочем, среди пассажиров находится дедуктивист Вийт!
Бурля и шипя, вскипала паромобилями площадь перед Северным Вокзалом. Кучера брумовских кабриолетов пронзительными голосами зазывали клиентов. Водители общественных омнибусов пели чарующие баркаролы, объявляя тем самым маршруты следования. Подобно сокрушительным волнам океанских бурь, бились толпы путешественников об остановки междугородных carosse de diligence
[26]. Их души, утомлённые беспрестанной суетой блистательного города, гнало из Володимира некое неспокойствие, которое в разговорах с супругами они звали врождённой натурофилией.
