Несколько мужчин кивнули. Остальные промолчали.
– Мне абсолютно необходимо знать, что это за документ, – потребовал Вийт, глядя на Граба Ваккеевича. – И что за акция здесь происходит.
Старикан вздохнул, пожевал губами, раздумывая, а потом взглянул на Авила. Господин со скрипичным футляром, точнее, господин теперь без скрипичного футляра мгновенно выпрямился, щёлкнул каблуками и отчеканил:
– Это договор между двумя… – тут его запал иссяк, и он умолк, подыскивая слова, – между двумя сторонами. Чрезвычайно важный договор. Мы посчитали нужным раскрыть факт его подписания третьей стороне, представители которой здесь присутствуют. Им даже разрешили ознакомиться с содержанием бумаги. Без выкопирования, конечно. И в обстановке строжайшей секретности.
– Странно, что вам удалось говорить так долго и не сказать ровным счётом ничего, – хмыкнул Вийт. – Мне нужны подробности.
Авил беспомощно поглядел на старика. Граб Ваккеевич прокашлялся.
– Это документ… – произнёс он неуверенно. – Это документ… очень ценен для… для… Если станет известно, что мы показали его… э-э-э… соглашение будет немедленно разорвано, а репутации… гм… нашей репутации будет нанесён непоправимый ущерб. В то же время… э-э-э… множество иных… гм… сторон заплатят большие деньги, чтобы заполучить его себе и тем самым приобрести рычаг давления на… на подписавших. И наконец, если разразится публичный скандал…
В этот момент салон потряс возмущённый вскрик. Один из безусых с силой оттолкнул от себя Фирса и отскочил от него сам.
– Das ist!.. Возмутительный есть! – воскликнул он. Немецкий акцент данного господина был заметно мягче, чем у его начальника. – Я не позволять! Я потомок род Вюртенлемман!
– Halt! – немедленно скомандовал граф фон Биландт-Рейдт. – Gehorchen!
[53]
Бунтовщик замер в растерянности, всего на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы Фирс выхватил у него из-за пазухи несколько листов чистой бумаги и карандаш.
– Что это значит? – возмущённо воскликнул Граб Ваккеевич.
– Was soll das heissen?
[54] – прорычал граф фон Биландт-Рейдт.
– Ich
[55]… Я… – потерянно лепетал мужчина.
– Кто этот человек? – спросил Вийт.
– Руперт Йозеф Теодор фон Вюртенлемман, барон цу Шелленберг, – кивнул граф.
– Я лишь хотеть… – лепетал пойманный, – записать по памяти… чтобы думать… потом!..
– Мы так не договаривались! – взрычал прогневанный Граб Ваккеевич, наступая на своего молодого коллегу господина фон Биландт-Рейдта. – Вы дали мне слово!
– Да, так есть! – виновато бормотал тот. – Я буду наказать барон! – он повернулся к провинившемуся и воскликнул разочарованно: – Rupert, wie kannst du!
[56]
Комнатка была пуста, если, конечно, не считать означенного стола да трёх кичливых пейзажей новомодного художника на стенах. Более – ничего.
Ах да! В углу лежал раскрытый скрипичный футляр, а под ногами перекатывались четыре гирьки, которыми когда-то удерживались углы документа.
– Этот иллюминатор открывается? – крикнул из комнаты Вийт.
Он ощупывал раму единственного окна, служившего здесь источником света, но не мог найти ни ручки, ни замка, ни какого-либо иного отпирающего механизма.
– Нет! – откликнулся капитан дирижабля со своего поста. – Не предусмотрено инженерной конструкцией!
Детектив кивнул. Одним движением он перевернул стол и принялся обшаривать столешницу и ножки.
– Потайных камер нет… – бормотал он задумчиво. – А почему вы вообще пришли сюда, господин Ясенецкий?
– Я получил зов о помощи! – ответил дирижаблист. – Записку!
– Вот как? – изумился Вийт и вышел в салон. – Она при вас?
Капитан «Барсука» протянул измятый обрывок бумаги.
– Стюарды нашли это под одной из тарелей. Вывезли столик с опустевшими блюдами на камбуз, стали убирать и…
Вийт расправил записку.
«Спасите! Какие-то господа утащили меня от папеньки, заперли в коммерческом салоне и готовятся совершить что-то ужасное. Помогите!»
– Гм, действительно, трудно устоять, – пробормотал Ронислав Вакулович. – Написано печатными буквами… Без ошибок… Впрочем, если бы у вас было время подумать, вы легко бы поняли, что это фальшивка.
– Когда джентльмен получает подобное письмо, он не рассуждает! – надменно ответил Ясенецкий.
– Какая гнусная ложь, эта записка! – вскричал Граб Ваккеевич. – Что же вы сразу не сказали!
– Возмутительный! – подтвердил граф фон Биландт-Рейдт и вновь вздёрнул свой аристократический нос.
Сыскной надзиратель вернул клочок бумаги капитану и направился в комнату.
– Кто мог написать сей пасквиль? – пробормотал господин Авил, которого как раз обыскивал Фирс. – И зачем?
– Очевидно, что вор, – пожал плечами истопник. Вийт обернулся было, чтобы ответить на вопрос, но видя, что его помощник сам взялся за разъяснения, продолжил свой путь. – И цель у преступника могла быть лишь одна – когда капитан начнёт ломиться в салон, все, соблюдая секретность, покинут комнату и можно будет беспрепятственно совершить кражу.
– Как низко! – возмутился Граб Ваккеевич.
Вийт тем временем приступил к осмотру скрипичного футляра. Тот был несомненно пуст – ни скрипки, ни смычка, ни документа – лишь в специальных пазах виднелись пинцеты, запасные струны, канифоль.
– Позвольте… – пробормотал Ронислав Вакулович. – Как я сразу не понял!..
Все головы мгновенно повернулись в его сторону.
– Это ведь футляр от ребе́ка! – сыщик поискал глазами господина Авила. – Это ведь ребек?
Подтянутый мужчина несколько удивлённо кивнул.
– Какой век? – просиял Вийт.
– Четырнадцатый, – всё так же растерянно ответил Авил. – Но какое это имеет отношение?..
– А где сам инструмент? – не унимался Вийт.
– Дома, – пожал плечами мужчина. – Мне нужен был футляр для маскировки, вот я и…
– Вы должны мне показать этот ребек! – вскричал сыщик.
– Непременно, – пробормотал господин Авил, неуверенно оглянувшись на Граба Ваккеевича.
Вийт вновь ощупал стенки футляра, постучал костяшками пальцев по подозрительным местам и попробовал на крепость стыки.
