– Да. Я ведь тоже хотел бы ей написать, но это было бы наглостью.
Вийт почесал лоб.
В самом сердце Квартала Мандаринов, в пустынном, обшарпанном переулке, куда едва проникали лучи склонившегося к горизонту солнца, стоял, потрескивая остывающим котлом, экипаж Вийта.
– Вота сдеся, сдеся, – пел, кланяясь, «китайчонок Джанджи». Он то и дело тыкал заскорузлым пальцем в сторону заведения за своей спиной. – Сдеся!
«Китайчонок» оказался мелким старичком с кривоватыми ногами и неровными зубами. Одет он был в традиционный наряд своего народа, шёлковый и не очень чистый. Голову его венчала странного вида шапочка, тоже, наверное, традиционная.
Джанджи дымил длинной тонкой трубкой, издававшей необычный запах, а в руках держал газету, испещрённую непонятными знаками.
Он уверял, что является владельцем этого заведения, курильни со странным названием «Пекин».
– Что за слово такое, «Пекин»? – понизив голос, спросил у городового Кутюка Ронислав Вакулович. – Что оно означает?
Постовой смешался, беспомощно взглянул на Фирса и пролепетал:
– Это одна из тех загадок, которыми полон сумеречный Володимир…
– Начитались вы, однако, голубчик, прессы! – хмыкнул сыскной надзиратель.
Он ещё раз оглядел глухой переулок, кивнул Кутюку и верному Фирсу и решительно спрыгнул с подножки паромобиля на землю.
– Ведите! – буркнул дедуктивист.
Они вошли в плохо освещённую, тонувшую в плотном курительном дыму залу. Истопник несколько задержался, чтобы вытащить из экипажа мешок с коллекцией огнестрельного оружия, и тут же нагнал первопроходцев.
В заведении, куда ни глянь, везде валялись господа разной степени сохранности, кто в полуразвалившихся плетёных креслах, кто на тюфяках, а кто и на полу. Здесь царил тот же запах, что и от трубки Джанджи, но во сто крат более сильный, почти невыносимый.
– Опиум? – спросил, зажимая нос, Вийт.
– Опиум, опиум! – радостно откликнулся «китайчонок». – Да-ама!
[59] Вама я не предлагай, вы на сружбе!
Из дыма проявилась старая китаянка, посмотрела на вновь пришедших длинным, немигающим взглядом и вновь растворилась в темноте без остатка.
– Я водиль сдеся городовой, – продолжал Джанджи. Он бесцеремонно уцепился в рукав Вийта и тащил сыщика за собой. – Три городовой! Я показать весь-весь! Весь-весь!
Едва успевая переступать через лежавшие повсюду тела, то и дело натыкаясь на струи дыма, выпущенные прямо в лицо равнодушными посетителями, проваливаясь в дыры в полу, смельчаки добрались до задней двери заведения.
– Тута! – авторитетно заявил Джанджи.
Он отпёр замок и выскочил в небольшой, заваленный мусором дворик. Все с удовольствием вдохнули пусть и не совсем свежий, но показавшийся упоительно сладостным воздух.
– Тама! – не унимался «китайчонок». – Каждыма вечерма! Чёлный черовек в капюшона и маска! Лезет по стена на балконыма третий этаж! Вон тама!
За забором дворика находился обширный пустырь. Ещё дальше виднелись большие, ярко освещённые, нарядные здания.
– Вон та дом… Вон та…
«Китайчонок» тыкал грязным пальцем в сгущавшуюся темноту. Вийт наклонился к плечу Джанджи и попробовал определить, на что тот указывает.
– Уеже четыле дня… Каждыма вечерма… Лезет на балконыма и тут зе спускайся облатно…
– Действительно, отель «Дез’Артисть»! – пробормотал Вийт, враз посерьёзнев. – Вы были правы, Кутюк.
– «Залтисте», «Залтисте»! – радостно подтвердил «китайчонок». – Вон тама!
И он снова ткнул пальцем в здание в отдалении.
– Это шестой балкон на третьем этаже, – веско проговорил довольный похвалой Кутюк. – Я сразу предложил вызвать вас! Публикой из «Дез’Артисть» не пренебрегают!
– Гм, – отозвался Фирс, до сей поры державшийся позади, – мы учитываем, что Джанджи и сам курит опиум?
– Опиум, опиум! – закивал «китайчонок», расплываясь в широкой улыбке. – Я тебе отсыпай, потома покулишь!
Ни один мускул не дрогнул на суровом лице истопника.
– Я не курю, многоуважаемый, – спокойно ответил он.
В рояль-номере отеля «Дез’Артисть», который соответствовал указанному балкону, жила Кристин Модес Дюфренуа, жена Сильвестра-Тюруру Дюфренуа, знаменитого художника.
– Как же я с ней буду общаться? – растерянно спросил Вийт, останавливаясь перед солидной дверью морёного дуба. – Я, конечно, французскому учился, но… У нас только Фирс по-французски может…
Все посмотрели на истопника. Тот снёс столь явное проявление всеобщего внимания с присущими ему изяществом и достоинством.
Портье, усатый мужчина средних лет, сделал шаг вперёд и, приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться до уха сыскного надзирателя, еле слышно произнёс:
– Мадам – урождённая Христина Модестовна Павлюченко, они тут весь этаж снимают…
– Ах вот как! – обрадовано протянул Вийт.
Он решительно постучал в дверь.
Послышался сдавленный вскрик, сменившийся мёртвой тишиной.
Детектив подождал, но никто не открывал.
Портье вновь приподнялся на цыпочки.
– Мадам Дюфренуа там, – тихо проговорил он. – Я уверен!
Сыщик загрохотал костяшками пальцев по двери.
– Отоприте! – вскричал он.
– Кто вы? – донёсся изнутри женский крик. – У меня в руках пистоль! Я застрелю себя!
– Себя? – удивился Вийт. – Как это? Обычно стреляют в ломящихся внутрь, а не в себя!
– Ах, оставьте вашу софистику! – ответствовал голос. – И я уже спросила, кто вы такой!
– Я сыскной надзиратель Вийт, мадам! – прокричал сыщик. – По полицейскому делу!
– Вийт? – рассмеялась невидимка. – Как вам не стыдно прикрываться таким именем! Немедленно уходите или я спущу курок! Дуло приставлено к моему виску!
– Но я действительно Ронислав Вакулович Вийт! – ответствовал детектив. – Прочтите моё удостоверение!
Сыщик, не глядя, протянул назад руку, и в его ладони тут же оказался требуемый документ. Фирс вновь застыл недвижимой статуей.
Вийт подсунул листок под дверь.
Некоторое время ничего не происходило.
